Светлый фон

Альрик был наряжен, завит и нес себя с подобающей важностью, но на расстоянии его фигурка казалась игрушечной. Король-марионетка.

Кукловоды держались в стороне. Болли со своей шакальей тростью и его мать, одетая придворной дамой, но с шаманским колпачком на голове, пристроились у арки, ведущей в переднюю. Простой кавалер и скромная знахарка — где еще им стоять? Между ними поникшей розой замерла Эмелона в алом наряде. Словно невеста, которую насильно ведут в Лабиринт.

Приглашения на церемонию рассылал храм. Как правило, по списку, представленному дворцом. Кому-то могли отказать, но это происходило нечасто. А порой на церемонии оказывались люди, которым по рангу и положению совсем не полагалось на ней быть. От Рауда я знала, что сегодня пригласили Хальфорда, и издали видела каталку, на которой того привезли. Даже фендрик Ойсин удостоился чести встретить Ночь Всех Богов в храме Двуликого — никто не знал, за какие заслуги. Но ему тоже пришлось встать у входа.

Владыки стихий занимали кресла недалеко от алтаря. Герцог Флоссен, владыка речных вод, и маркиз Гаус-Ванден, владыка недр, известные взаимной неприязнью, сидели с одинаковым хмуро-неприступным видом. Рауд уступил свое место плотному пожилому господину, в котором я далеко не сразу узнала опального канцлера Соллена. Время от времени они о чем-то переговаривались, и Рауд посылал ободряющий взгляд принцессе. Или мне? В своем праздничном сюртуке он был хорош, как жених на свадьбе, держался уверенно и непринужденно. Но в снежном шарике на моей груди отдавался учащенный стук его сердца…

Церемония началась с перезвона невидимых колоколов. Из двери за алтарем показалась вереница служителей в двухцветных балахонах. В торжественном безмолвии они обошли Лабиринт и встали кольцом вокруг него, обратив к гостям лица-маски.

Из той же двери выступил еще один ули Двуликого. Он не отличался от остальных ничем, кроме одного — его маска была полностью белой.

 

В воздухе запахло прохладной свежестью. Служитель в белой маске вошел в Лабиринт и двинулся по черной спирали, словно не касаясь пола. Вскоре стало видно, что он в самом деле с каждым шагом немного поднимается в воздух. Сердце замерло — вдруг упадет? Но служитель достиг середины Лабиринта и завис, по пояс возвышаясь над остальными, а они в это время декламировали уже знакомую мне формулу, и их голоса звучали гулким нечеловеческим хором:

— Бог один, но много их, свой лик для каждого дня. В сей миг узрите конец концов, в сей миг узрите меня!

Маска на лице служителя вспыхнула, подобно солнцу в летний полдень, он весь окутался белым светом, который прокатился по залу, как волна от брошенного в воду камня. Я зажмурилась. А когда открыла глаза, на месте человека в маске парил величественный старец в одеждах цвета пепла. Бело-пепельными были и его волосы, и его лицо, корявое, как кора дуба в бальном зале. В пепел он и рассыпался, а неосязаемый ветер швырнул этот прах на алтарь, и гладкая дымчатая поверхность впитала все до последней крупинки.