Сестра, неловко мявшаяся у дивана, сделала шажок вперед. Пробормотала:

— Карин, я не хотела, — и потупилась.

Что с ней такое, откуда эта робость?

Не могла же она?..

События полуторамесячной давности воскресали в памяти с трудом, будто давний сон. Наша кухня, озаренный солнцем двор, слова Майры о маме и секаче.

Я поверила ей безоговорочно. Не было причин не верить…

— Майра! — мамин голос стегнул хлыстом.

Сестра вздрогнула, быстро взглянула на меня и зачастила:

— Да, я завидовала! Тебе досталось все — и красота, и первородство. У тебя было столько женихов, а ты крутила носом, все тебе были нехороши!..

Она задохнулась, сжав кулаки, и вдруг всхлипнула:

— Мама не ходила к Дакху, это был обман… Карин, я не хотела ничего плохого, честно! Я просто подумала: если ты останешься кошкой, не навсегда, на время, мама перепишет ателье на меня, я стану завидной невестой, выйду за Орма или за кого-нибудь еще… А ты пойдешь к Вере, и вы придумаете, как тебе снова стать человеком. Я бы тебе потом написала, когда можно вернуться… Я правда не хотела тебе зла, это все Орм! Он пошел в храм Дакха и послал за тобой секача — на самом деле! Я даже не сразу узнала… Прости меня, Карин, прости, пожалуйста!

Майра разревелась.

Она рыдала, не вытирая слез и громко шмыгая носом. А я смотрела на ее искаженное лицо, красное, мокрое, жалкое, и не находила в себе злости.

Наверное, стоило прогнать ее и забыть, что у меня есть сестра.

Но сегодня я была счастлива!

И этим счастьем — вот смешная мысль — я обязана Майре и ее подлому поступку.

Да и какая теперь разница, что случилось в той, другой жизни?

— Я прощу тебя, — на душе было удивительно легко. — Но при одном условии. Не бойся, я не претендую на ателье. И в Свеянск не вернусь. Я хочу, чтобы вы с мамой взяли к себе ученицей одну девочку. Если она пожелает, конечно. Ее зовут Вилья, и ей пришлось несладко.

Куда хуже, чем мне, что тут говорить.

— Вы теперь вдвоем, вам будет не хватать рук. А Вилья очень старательная. Будьте с ней добры.