Это всё так… возбуждает. От осознания этого мои глаза распахиваются шире, я сбиваюсь, но Санаду удерживает за талию, сводя эту заминку на нет своей ловкостью и силой, и опять я чувствую его напряжение, показывающее, как тяжело даётся эта безудержная ловкость. У меня ещё есть шанс победить.

– Предпоследний! – кричит бармен, протягивая кубок с пламенным напитком.

Санаду подхватывает его, и я отвожу взгляд от тёмных очей, чтобы посмотреть на сомкнувшиеся на кубке изящные пальцы. Чтобы увидеть, как эти пальцы, в которых я подозреваю слабость, подбрасывают кубок и соскальзывают на мою талию, в то время как вторая рука её отпускает, чтобы поймать перелетевший через нас кубок.

Пламя в нём колыхается, но не разливается, а посетители снова награждают Санаду бурными аплодисментами. Он ещё несколько раз повторяет фокус, будто доказывая мне, что всё ещё силён, что даже ящик драконьего огненного не способен его сломить.

А едва буйство аплодисментов ослабевает, Санаду вытягивает нас в центр круга и подбрасывает кубок к потолку второго этажа. Не даёт мне застыть – кружит, сам кружится вместе со мной. И я словно в замедленной съёмке вижу, как кубок подлетает вверх, как расплёскивается огненное вино и начинает падать вниз вместе с кубком. Всё ниже, ниже, ниже. Вскинув руку, Санаду перехватывает кубок и уже им собирает опадающее вино. Несколько огненных брызг разлетаются в стороны, но большая часть содержимого собрана. И, продолжая кружение, Санаду выпивает до дна, отбрасывает кубок в толпу и несётся со мной в объятиях к бармену, кричащему:

– Последний!

Перехватив кубок, Санаду опять уходит в кружение, но в этот раз без фокусов, просто держит кубок в руке. Смотрит в глаза. Я едва дышу. Пусть я торговалась, но проигрыша не ожидала. Я не хочу отдавать Марка Аврелия, даже на день!

А Санаду танцует, снова сохраняя между нами приличную дистанцию. Скрипка трепещет, и чувственная мелодия смешивается с шелестом дождя и отдалённым грохотом молний. Словно сама природа в неистовом напряжении перед этим мгновением триумфа.

Мне нечем дышать, пальцы дрожат.

– Ну же! – басит кто-то.

– Давай же!

Толпа гудит. А у меня стынет сердце, слабеют ноги.

– Пожалуйста, не надо, – одними губами шепчу я, ощущая жжение в глазах.

И Санаду хитро улыбается. Не останавливая танца, он отводит руку в сторону. Снова всё будто в замедленной съёмке: его пальцы неторопливо разжимаются, и кубок летит на пол, разбрызгивая огненное содержимое.

– Упс! – Санаду улыбается шире и под всеобщий выдох обхватывает меня за талию освободившейся рукой и снова кружит-кружит-кружит, крепче прижимая к себе. Шепчет на ухо: – Никогда не ставьте самое дорогое на кон. Проиграть можно даже в самой, казалось бы, беспроигрышной ситуации.