– Пятьсот золотых!

– Целых пятьсот золотых!

– С ума сойти!

– С кем мне станцевать?!

– Всем выпивка за мой счёт! – выкрикивает Санаду, и толпа отзывается радостными криками. Но среди них нет-нет, да и звучит:

– Пятьсот. Золотых. Монет.

Крепко прижимаясь к Санаду, я ощущаю, как его живот содрогается от сдерживаемого смеха. Он расслабляется, немного неловок, оступается и счастлив, и на меня неспешно накатывает облегчение: Марк Аврелий останется со мной. Я больше никогда не буду делать таких глупостей!

А скрипач в упоении водит смычком. Сладкая мелодия медленнее предыдущих, ей легко следовать, поэтому мы с Санаду не останавливаемся. Открывается третье дыхание.

Санаду крепко меня прижимает, снимая нагрузку с ног, и поэтому я хорошо чувствую, что его ведёт. Как учащается дыхание. И улыбку прижимающихся к моему виску губ. И у самой кружится голова, словно я тоже пила.

Откидываюсь, чтобы посмотреть вверх: Ника опирается на перила, и Марк Аврелий сидит у неё не в ладонях, а на макушке. Мы так быстро кружимся, что не могу разобрать выражение её лица.

Всё ещё обсуждая баснословный проигрыш, посетители рассаживаются за столы, а некоторые присоединяются к танцу.

Прикрыв глаза, склоняю голову на грудь Санаду и тихо произношу:

– Мне кажется, вам пора остановиться.

– Мне кажется, скоро я сам рухну, – он смеётся. – Но вы уже обещали меня дотащить.

– Меня бы саму кто дотащил: сил нет.

– Ну, значит, Нике придётся нести нас двоих.

Представляю эту картину и смеюсь, сильнее утыкаясь в лацкан сюртука. Санаду гладит меня по спине:

– Не переживайте, она справится. Главное, чтобы не пила.

Он опять посмеивается и крутится, доводя головокружение до пика. Я отрываюсь от его груди: смазываются лица окружающих, фигуры, обстановка. Волосы Санаду колышутся, в чёрных глазах – хмельное веселье и искорки отражений магических сфер, он улыбается так тепло, что невозможно не ответить улыбкой.

Рык и грохот обрывают мелодию. Падающий сверху стол раскалывается о невидимый щит, разлетается щепками.