Меньше минуты – и перед нами сидит ещё одна большая, как Марк Аврелий, белка.

У Санаду из открывшегося рта вываливается камень, но он ловко его подхватывает и отправляет обратно за щёку, чтобы восстановить маскировку.

– Мара, а ты похорошела, – выдаю я, оценивая уши с кисточками.

Мара так и сидит с вытаращенными глазами.

Медленно-медленно она опускает голову и смотрит на своё отражение.

Смотрит минуту с застывшим выражением морды, а я смотрю на неё, и… у меня больше нет слов. У Санаду их сразу не было.

Мы все то и дело вдыхаем, будто порываясь заговорить, но ничего не говорим.

– К-какого?.. – выдавливает Мара. – Что за?..

Она оглядывает свои когтистые лапы-руки, лапы-ноги.

– У меня на руках пальцев меньше стало, – шипит Мара, а её хвост дрожит.

Мара поднимается, но, не справившись с хвостом, тут же падает обратно на край горячего источника.

– Надеюсь, тут не всех в белок превращают, – произносит Санаду.

– Да ладно, это же так мило выглядит, – нервно отзываюсь я.

Мара пытается подняться, но хвост явно плохо сказывается на координации движений.

– Кто? Как? Зачем? – лихорадочно выдыхает она.

Мне её почти жалко: настолько растерянной она выглядит.

Ну и боязно за свою человеческую форму тоже. При всей любви к Марку Аврелию, я предпочитаю оставаться человеком, то есть, вампиром.

Истерически засмеявшись, Санаду прячет лицо в ладонях, давя нервный хохот. Мара бросает на него злой взгляд, но я понимаю, что ему на самом деле не смешно – он просто слишком шокирован ситуацией.

– Танарэс… – сквозь смех выдавливает Санаду, – представляю, как Танарэс…

Мара гневно шипит и замахивается острыми когтями, я готовлюсь оттолкнуть согнувшегося пополам Санаду и попытаться ударить её телекинезом, но нашу разборку прерывает крик Марка Аврелия: