Девушка опустила воротник и сверкнула белозубой улыбкой.

– Я знаю, что ты не предавал меня, – неожиданно сказала она. – Но и Гжегож понимает теперь, что тебе нельзя доверять. Не думаю, что когда-нибудь он считал иначе.

– Он заботился обо мне, перевёл в тёплую комнату, велел Длугошу учить меня драться и нашёл целителя…

– Для тебя?

– Я болен.

Раньше Ежи не замечал, как внимательна Венцеслава. В её сияющих глазах легко было потеряться и тяжело заметить острую, что игла, проницательность. Пусть на этот раз ей не удалось скрыть любопытство, вопросов она всё же задавать не стала.

– Судя по всему, Щенсна показала тебе потайной ход. Ты же слышал весь разговор?

– Только его часть. Под конец вы говорили совсем тихо.

– Но суть ты уловил. Это правда, Ежи, мне придётся избавиться от дитя.

Руки ласково проскользили по густым мехам вниз, к животу, защищая, оберегая.

– Я намеренно спрашивала у тебя о снадобьях Стжежимира, стоило ожидать, что об этом немедленно доложат Гжегожу, и он тут же примчится сам. Вряд ли бы он решился говорить со мной в другом случае, но теперь я достойный враг, – улыбка вышла горькой, но яркой, как весеннее солнце.

Беззащитность её взгляда поразила Ежи. Он опасался сказать хоть слово, даже пошевелить пальцем.

– Вот, драгоценная моя, выпей, – вернулась Щенсна, протянула Венцеславе серебряный кубок с травяным отваром.

Служанка встала рядом, пока её госпожа пила, наблюдала обеспокоенно и будто совсем не замечала холода, хотя Ежи начинал зябко обнимать себя руками. Комната быстро остывала.

– Так что ты сказала ублюдку Гжегожу про дитя?

– Щенсна, – строго одёрнула служанку Венцеслава. – Не смей так выражаться.

– Прости, Лебёдушка, – заискивающе защебетала Щенсна. – Но сил моих нет видеть этого негодяя, сколько он крови у тебя выпил. Так что же?..

– Я сказала всё, о чём договаривались: что ищу умелого лекаря, который поможет избавиться от ребёнка.

Венцеслава вернула служанке кубок.

– Но в таком деле не лекарь нужен, а чародей.