— Un soom ou un ermoon es un soom ou un om. Un soom ou un om es un soom ou un ermoon, — произнесла я нараспев, мои слова звучали отдельно от меня, как будто их повторяли другие, а не я. — Ta na shay, — прошептала я, проследила последнюю петлю и поднялась, чтобы найти начало. Мою кожу покалывало, и я не была уверена, почему.

Я заглянул в горшок и обнаружила, что чернила закончились.

— Этого должно хватить, — сказала я, мои слова звучали грубо, когда я забрала у него кисточку, и он вздрогнул, его рука потянулась, чтобы схватить мою.

Мой взгляд метнулся к нему, и я замерла от неожиданного желания в них. Внезапно я осознала, что все еще ношу этот плед, под которым, по сути, вообще ничего не было.

— Это была самая эротичная вещь, которую ты когда-либо делала со мной, — прошептал Трент, и мой пульс участился.

— Неужели это так? — сказала я, закрыв глаза, когда его руки обхватили меня за талию и притянули ближе. — Как насчет того времени… О! Мммм, — выдохнула я, когда он наклонил голову и уткнулся носом в мою шею, его зубы впились в меня коротким нежным рывком. Не было никакой преамбулы. В нем была необузданная потребность, и это с удивительной настойчивостью вызвало мою собственную. Проклятое демоническое сексуальное проклятие.

— Да, — пробормотал он, когда его губы разжались. Я не могла думать. Его руки поднялись к моей груди. Плед скрывал его движения, и желание спустилось к моему паху, заставляя меня.

— Ходин сказал, что это не вызывает никакого желания, — сказала я, ставя пустой горшок и отмахиваясь. Освободив руки, я нетерпеливо провела ладонями вниз по нему, дергая его за пояс, пока наши бедра не соприкоснулись. — Думаешь, он солгал?

— Нет. Это все ты, — сказал Трент, а затем мы ахнули как один, когда случайно наши пальцы переплелись, и символы, нарисованные на нас поодиночке, вызвали одно и то же волнующее чувство. Затаив дыхание, я посмотрела на Трента. Он тоже это почувствовал. Душа одного — это душа всего, подумала я, когда ощущение связи пронеслось сквозь нас, ослабевая и утекая сквозь наши пальцы.

— Интересно, — сказал Трент, его улыбка стала злой, и что-то во мне дрогнуло.

— Эм, не думаю, что это было намерением Ходина, — сказала я, задаваясь вопросом, как я собираюсь снять штаны с Трента, если не могу отпустить его руку. Я знала, что не хочу этого. Чувствовать, как его желание эхом отдается во мне, было так эротично, что я едва могла это вынести.

— Не моя проблема, — сказал Трент, и, сдавшись, я нашла его рот своим.

Ощущения удвоились, проникая сквозь меня, сквозь нас, наше желание усиливалось все еще новым и незапятнанным проклятием, нарисованным на нашей коже. Мои губы прижались к его губам, покалывание пробежало по мне, заставляя сердце биться быстрее, и мои руки скользнули по нему, притягивая ближе. Шелковистая нить между нами была прохладным омовением моей кожи, покалывание оставляло след везде, где она двигалась.