Я закатываю глаза.

– Если я решу провести эту ночь у тебя в комнате, боюсь, завтра на выпускной церемонии мы оба будем выглядеть как зомби.

– Меня это не смущает, – говорит он и лукаво приподнимает брови, отчего мне начинает казаться, что, быть может, сон нам не так уж и необходим.

– Возможно, меня тоже, – отзываюсь я, вертя обетное кольцо на пальце, и его глаза округляются от радости, при виде которой я опять смеюсь.

– Я обещаю, что дам тебе поспать, – говорит он. – В конечном счете.

Он убирает с моего лица одну из многочисленных кудряшек, при этом его пальцы задерживаются на моей щеке секунду или две, но этого времени хватает, чтобы у меня перехватило дыхание. Чтобы по моим нервным окончаниям словно прошел электрический разряд. Чтобы я подумала о том, как сладок его поцелуй.

Он думает о том же, я это вижу, и на мгновение все исчезает, кроме Хадсона и меня и этого жара, который жжет и жжет нас обоих. А затем начинается настоящее светопреставление.

– Не трогай ее! – рычит Джексон. – Это ты виноват! Это из-за тебя и твоих уз сопряжения она может умереть в тюрьме, и ты воображаешь, будто у тебя есть право касаться ее своими грязными лапами?

– Полегче, Джексон. – Мекай пытается удержать его, положив руку ему на плечо, но он сбрасывает ее и придвигается к Хадсону.

Глаза Хадсона становятся ледяными – такого взгляда я не видела у него уже несколько недель.

– Что ж, я по крайней мере не дебил, который выбросил свои узы сопряжения в мусор, так что не тебе меня учить.

– Пошел ты на хрен! – кричит Джексон. – Ты сраный ханжа, и никто тебя не любит. Что ты вообще тут делаешь?

– Злю тебя, так что кое-каких целей на сегодня достиг. А если ты будешь продолжать вести себя как чертов дебил, то и тебя никто не будет любить. – Хадсон пытается пройти мимо, но Джексон вдруг хватает его и впечатывает в стену с такой силой, что раздается хруст, когда его голова ударяется о древние камни.

– Джексон! – Я хватаю его за руку, пытаюсь оттащить. – Джексон, перестань!

Он не двигается и даже не моргает. По правде говоря, мне кажется, что он меня даже не слышит. Как какой-то незнакомец.

– Ты так и будешь стоять, как рукожопый болван? – презрительно бросает Хадсон. – Или все-таки что-то сделаешь? У меня нет времени ждать, когда ты наконец перестанешь быть тряпкой.

– Хадсон, перестань, – кричу я, но уже поздно. У Джексона сносит крышу, и он, схватив Хадсона за горло, начинает душить его.

– Джексон! Джексон, нет! – Я хватаю его за руку, тяну назад, но он не двигается. Как и Хадсон, смотрящий с презрением. Я ожидаю, что сейчас он прекратит это, отцепит Джексона от себя, но он даже не пытается это сделать. Я не понимаю, в чем дело, пока до меня не доходит, что Джексон использует телекинез, чтобы прижимать его к стене. И тут мой страх превращается в ужас.