Светлый фон
это вряд ли»

Поначалу он сопротивляется, его тело напряжено. Но я не отпускаю его, и, когда это наконец доходит до него, он опускает голову и утыкается лицом в изгиб между моими шеей и плечом.

Я ничего не говорю, он тоже, и мы просто стоим, крепко обнявшись. Я чувствую влагу на шее и понимаю, что Джексон плачет. И от боли у меня рвется сердце.

Секунды превращаются в минуты, и мне хочется отстраниться, чтобы я смогла выяснить, что с ним не так и как я могу ему помочь. Но моя мать когда-то научила меня первой не прерывать такие объятия, потому что никогда не знаешь, что переживает другой человек… и что ему нужно.

Ясно, что с Джексоном что-то происходит, и если он готов позволить мне сделать для него только это, что ж, я буду его обнимать настолько долго, насколько ему это необходимо.

Однако в конце концов его слезы высыхают, и он отстраняется от меня. Во второй раз за сегодняшний вечер он смотрит мне в глаза и шепчет:

– Я в полном дерьме, Грейс.

Это очевидно. Он исхудал и кажется сейчас еще более истощенным, чем когда я вернулась после своего заточения в камне. Его черты стали резче, а темные круги под глазами сделались так заметны, что кажется, будто это два фингала. И с его глазами тоже что-то не так.

– Расскажи мне, – шепчу я, крепко держа его за руки.

Но он только качает головой.

– Я больше не твоя проблема.

– Послушай меня, Джексон Вега, – командую я и на этот раз даже не пытаюсь говорить тихо. – Что бы между нами ни произошло, ты всегда будешь моей проблемой. Ты всегда будешь важен для меня. И мне очень, очень страшно, так что ты должен сказать мне, что с тобой происходит.

очень

– Это… – Он замолкает. Качает головой. Опускает глаза.

Это пугает меня еще больше. Обычно Джексон довольно откровенен, когда говорит о своих проблемах, и, если он ведет себя таким образом, значит, дело обстоит еще хуже, чем я думала.

И тут я кое-что вспоминаю.

– Почему Карга сказала это? – шепчу я. – Почему она заявила, что у тебя нет души?

Он опять дрожит как осиновый лист.

– Я не хотел, чтобы ты знала. Не хотел, чтобы кто-нибудь знал.

– Значит, это правда? – шепчу я, чувствуя, как меня охватывает ужас. – Как? Когда? Почему?