А значит, нужно ждать подвоха.

Мы уже на полпути к замку, когда Хадсон подходит ко мне. И одна часть меня радуется тому, что он это сделал, а другая хочет бежать со всех ног. После вчерашнего я не знаю, что ему сказать – и есть ли вообще такие слова, которые я могла бы ему сказать. Мне ясно одно – я не хочу запасть на него еще больше… и не хочу, чтобы он еще больше западал на меня. Нам и без того придется тяжко.

Я по-прежнему ощущаю страсть, порожденную узами нашего сопряжения, и к ней примешиваются дружеские чувства и уважение, выросшие и окрепшие за последние несколько недель… Я не знаю, как нам вести себя теперь, как мы сможем общаться, но не быть вместе.

Мне было легче до Нью-Йорка, до того, как он целовал меня, прикасался ко мне и… Это было бы настолько легче, что я почти жалею, что это произошло. Почти. Потому что, по правде говоря, что бы ни случилось, я бы ни на что не променяла те часы, которые мы провели вместе в Нью-Йорке. Когда я вспоминаю, как лежала в его объятиях, слушала его… и при этом понимаю, что это никогда не повторится, мне еще тяжелее смотреть на него.

– Привет, – говорит он после того, как мы проходим несколько футов в неловком молчании.

– Привет, – отвечаю я. – Спасибо за цветы. Они прекрасны.

– Я рад, что они пришлись тебе по душе, – отзывается он, скосив на меня глаза.

– Да, они очень мне понравились. – Я откашливаюсь, пытаясь подыскать подходящие слова. Но в конце концов могу сказать только одно: – Прости меня.

– Тебе не за что просить у меня прощения.

– Это не так, – говорю я, коснувшись его руки и тут же пожалев об этом, поскольку меня обдает жаром. – Я все испортила – с самого начала. Я не помнила тебя. Я не верила тебе. Я не…

– Не любила меня? – спрашивает он с улыбкой, в которой больше покорности судьбе, чем печали.

В том-то и суть. Я не знаю, люблю ли я его, но знаю, что мне давно стало ясно – я могла бы его полюбить… если бы все было иначе. Если бы мы были иными. Если бы весь этот странный, запутанный мир был иным.

– Прости меня, – повторяю я, но Хадсон только качает головой.

– Ты же знаешь, я тоже его люблю, – говорит он, – и мне так же важно, чтобы с ним все было хорошо, как и тебе – несмотря на его неприятную склонность желать мне смерти и пытаться меня убить.

Я смеюсь, потому что иначе мне пришлось бы заплакать, а сегодня я и так уже плакала.

– Как твое горло?

– У вампиров все заживает быстро, – говорит он.

Я сердито смотрю на него.

– Это не ответ.