Но прежде чем я успеваю решить, говорить ли мне это – и стоит ли мне упоминать Неубиваемого Зверя, – Нури как будто сходит с ума. Она пытается вцепиться Сайрусу в горло, следом к нему бросаются ее гвардейцы.

Сперва мне кажется, что сейчас мы узнаем, кто победит в жестокой схватке между вампиром и драконом, но, когда палка Сайруса вдруг обращается смертоносным кинжалом, дядя Финн пускает в ход чары и создает между ними стену.

Я еще никогда не видела, чтобы он демонстрировал такое волшебство – вообще-то иногда я забываю, что он ведьмак, – но то, что он сделал сейчас, очень круто. Наверное, мне всегда казалось, что в нем мало волшебства, потому что он кажется таким… милым, но сейчас передо мной могучий волшебник, вполне способный удержать Нури и Сайруса именно там, где ему нужно.

– Ты не можешь атаковать его, Нури, – тихо говорит ей дядя Финн. – Именно этого он и хочет – ему нужно, чтобы тебя изгнали из Круга или посадили в тюрьму.

– Он мой сын, Финн. – Она убита горем. – Я дала Сайрусу все, чего он хотел. Зачем же он это делает?

Потому что может, вот почему. Потому что ты сама дала ему все, чего он хотел, вот почему. Эти ответы вертятся у меня на языке, но сейчас не время для таких слов. Я не из тех, кто любит говорить другим: «я же тебе говорила…» И я совершенно точно не пинаю тех, кто упал.

К тому же она уже и так все поняла. Это написано у нее на лице. Как и решимость каким-то образом отомстить ему за это.

Возможно, я всего лишь проецирую на нее свои желания, ведь отомстить ему хочется и мне. Видит бог, мне еще никогда так сильно не хотелось надрать кому-то задницу. Не его подручным, как прежде, а именно ему.

Нури делает знак дяде Финну убрать стену, и, хотя я совсем не уверена, что она в достаточной мере владеет собой, чтобы не наброситься на Сайруса опять, мой дядя, похоже, видит в ее лице нечто такое, что заставляет его поверить ей.

Стена исчезает, и мы все ждем, затаив дыхание, что Нури хотя бы подойдет к Сайрусу и что-то скажет ему. Но она не удостаивает его вниманием и вместо этого приближается к своему сыну.

Я еще никогда не видела Флинта таким мрачным, но в его лице нет ни страха, ни вызова. Напротив, кажется – хотя это и не имеет смысла, – что на его лице написано нечто, близкое… к облегчению.

Она пытается взять его за руки, но на них уже кандалы. Она кладет руку ему на плечо и ждет, чтобы он посмотрел на нее.

– Ты должен искупить свою вину, – говорит она ему.

– Я не знаю… Я не могу…

– Послушай меня, – взволнованно продолжает она, подавшись вперед. – Ты не убил Грейс, так что тебе не придется поплатиться за это жизнью. Тюрьма держит виновного только до тех пор, пока она не сочтет, что он выплатил свой долг. Если ты хочешь выйти из нее, тебе надо искупить свою вину.