Я подношу лошадку к глазам, чтобы полюбоваться завитками на гриве и хвосте. Да, совсем неплохо. Вот только когда Джексон выходит из своей спальни, его лицо делается особенно недовольным.

– Зачем ты трогаешь эту штуку? – резко спрашивает он, подходя ко мне.

– Не все ли тебе равно? – парирую я, осторожно ставя лошадку на место.

Он не отвечает и выходит за дверь.

– Где ты хочешь побегать? – спрашивает он, пока мы спускаемся по лестнице к парадным дверям.

– Вниз по противоположному склону Динейли? – предлагаю я. – Рядом с отелями?

– Заметано. – Когда мы выходим, он переносится – и это не совсем то, чего я хотел.

Я догоняю его, и какое-то время мы переносимся бок о бок, но это не очень-то способствует разговору.

У подножия горы он на секунду задерживается, и я тоже останавливаюсь, полный решимости сказать ему то, что у меня на уме, прежде чем он опять сорвется с места.

– Погоди. – Я хватаю его за предплечье.

Джексон поворачивается, сжав кулак, и секунду мне кажется, что сейчас он ударит меня. И я решаю не давать сдачи. Но он опускает кулак. Качает головой. И спрашивает:

– Что мы тут делаем, Хадсон?

Мне становится не по себе.

– Я думал, мы бегаем? – говорю я небрежно.

– Я не об этом, и ты это знаешь. – Он отходит и прислоняется к стволу большого дерева.

Да, я это знаю. Я прочищаю горло, переминаюсь с ноги на ногу, смотрю в пространство. Затем наконец выдавливаю из себя:

– Я хотел поблагодарить тебя.

– За Грейс? – хрипло спрашивает он. – Не благодари меня. Эта история с сопряжением была целиком ее…

– Я благодарю тебя не за то, что она моя пара, – перебиваю его я. – А за то, что…

– За что? – спрашивает мой младший брат, и у него вдруг делается усталый вид. Очень, очень усталый.