К этой минуте Ван уже был сыт по горло своей безумной, но нисколько не занятно-безумной собутыльницей. Он поймал свой стакан, едва не опрокинутый жестом, который он сделал, привлекая внимание Ады, и, не теряя даром времени, сказал (тоном, который Ада впоследствии назвала саркастическим, неприятным и совершенно недопустимым):

«Завтра утром je veux vous accaparer, ma chère. Как ты уже, возможно, знаешь от моего или твоего адвоката, или от обоих, счета Люсетты в нескольких швейцарских банках…»

И он пустил в ход заранее приготовленную версию положения дел, выдуманную от начала и до конца.

«Посему предлагаю, – прибавил он, – если у тебя ничего не запланировано, – бросает вопросительный взгляд, обошедший Вайнлендеров, но последовательно остановившийся на каждом из трех киношников, каждый из которых кивнул с идиотским одобрением, – завтра же отправиться к мэтру Жорату или Ратону, никак не запомню его имя, enfin, к моему поверенному в Лузоне, в получасе езды отсюда, давшему мне некоторые бумаги, которые лежат у меня в отеле и которые тебе нужно вздохнуть, то есть подмахнуть со вздохом, ибо дело прескучное. Хорошо? Хорошо».

«Но Ада, – затрубила Дора, – ты забыла, что завтра утром мы собирались посетить Институт Флоральной Гармонии в Шато Пирон!»

«Поедешь туда послезавтра, или во вторник, или в следующий вторник, – сказал Ван. – Я бы с удовольствием отвез вас всех троих в эту очаровательную lieu de méditation, но мой гоночный “Ансеретти” вмещает лишь одного пассажира, а этим делом с затерявшимися вкладами, по-моему, следует заняться незамедлительно».

Юзлик сгорал о нетерпения что-нибудь сказать. Ван уступил благонамеренному автомату.

«Я счастлив и польщен тем, что обедаю с Васко да Гамой», сказал он, поднимая бокал к своему привлекательному лицевому аппарату.

Такое же искажение – указавшее Вану источник тайных знаний Юзлика – встречалось в «Курантах Чуза» (мемуары однокашника Вана, а теперь лорда Чуза, взобравшиеся на шпалеру бестселлеров, за которую все еще цеплялись, главным образом из-за нескольких неприличных, но очень забавных упоминаний «Виллы Венус» в Рэнтом-Брукс). Пока Ван прожевывал ядрышко подходящего ответа, с полным ртом шарлотки (не шарлатанской «charlotte russe», подаваемой в большинстве ресторанов, а настоящего, похожего на крепость горячего пирога с подрумяненной корочкой и яблочной начинкой, приготовленного Такоминым, шеф-поваром отеля, перебравшимся сюда из калифорнийской Розовой Бухты), в нем боролись два противоречивых и страстных желания: первое – оскорбить Юзлика за то, что он накрыл своей ладонью руку Ады, когда за две или три перемены блюд до того попросил ее передать ему масло (Ван несравнимо сильнее ревновал ее к этому влажноокому самцу, чем к Андрею, и с дрожью гордости и гнева вспомнил, как в канун нового, 1893 года он наотмашь ударил своего родственника, фатоватого Вана Земского, который позволил себе такую же ласку, присев к ним за столик в ресторане, и которому он позже под каким-то предлогом все-таки сломал челюсть в клубе молодого князя), и второе – сказать Юзлику, как он восхищается «Последней интрижкой Дон Жуана». Не имея возможности по очевидной причине удовлетворить первое желание, он отказался и от второго, втайне отдающего трусливой учтивостью, и, проглотив янтарно-сочную кашку, ограничился следующим ответом: