«Я провожу тебя – мы только что вернулись после совещания с лузонскими банкирами, и я провожаю тебя от своего отеля до твоего», – такова была phrase consacrée, которую Ван неизменно изрекал, уведомляя судьбу о положении вещей. Одна маленькая предосторожность, принятая с самого начала, состояла в том, чтобы строго избегать подозрительных появлений на обращенном к озеру балконе, который был виден каждой желтой или лиловой цветочной головке на куртинах набережной.

Они покинули отель через заднюю дверь.

Самшитовая аллея, обсаженная ностальгически выглядевшей секвойей вечнозеленой (которую американские туристы принимали за «ливанский кедр», если вообще замечали), вела к rue du Mûrier, нелепо перевранное название, где царственная павловния («Шелковичное дерево!» – фыркала Ада) торжественно возвышалась на своей неуместной террасе над публичным сортиром и щедро роняла темно-зеленые листья в форме сердец, сохраняя все же довольно растительного убранства, чтобы испещрять арабесками теней южную сторону своего ствола. Угол мощеной улочки, ведущей вниз к набережной, был отмечен гинкго, гораздо более яркого зеленовато-золотого цвета, чем его соседка, тускло желтеющая местная береза. Они прогуливались в южном направлении по знаменитому Fillietaz Promenade, идущему вдоль швейцарского берега озера от Валве до Château de Byron. Светский сезон закончился, и английские семьи, как и русских дворян из Ниписсинга и Нипигона, сменили зимующие здесь птицы и стайки щеголяющих бриджами центральноевропейцев.

«Место между носом и верхней губой выглядит у меня неприлично голым. (Стеная от боли, он сбрил усы в ее присутствии.) И я не могу все время втягивать живот».

«О, ты мне еще больше нравишься с этим симпатичным брюшком – тебя только прибавилось. Похоже, возобладал материнский ген, потому что Демон с годами становился все стройнее и стройнее. Когда я увидела его на похоронах матери, он выглядел совершенным Дон Кихотом. Все вышло так странно. Он был в синем трауре. Сын д’Онски, однорукий, обнял его единственной рукой, и оба зарыдали comme des fontaines. Затем человек в мантии, похожий на статиста в техниколоровом воплощении Вишну, прочитал невразумительную проповедь. А потом она рассеялась как дым. Он сказал мне, всхлипывая: “А я не стану дурачить бедных личинок!” Прошло всего два-три часа после того, как он нарушил свое обещание, и к нам на ранчо заявились незваные гости – необыкновенно грациозная малютка лет восьми, в черной вуали, и что-то вроде дуэньи, тоже в черном, с двумя телохранителями. Ведьма потребовала какие-то фантастические суммы, которые Демон, по ее словам, не успел заплатить за “порчу девственной плевы”, – после чего я велела одному из наших самых крепких парней вышвырнуть всю компанию».