Всякий раз он брал свежие документы и приезжал в город зенита. Снимал комнату в гостинице, среди нервных родителей и громких подростков. Сбрасывал сапоги перед лестницей, поднимался по ледяным ступеням, кланялся гобеленам и пил из чаши Принцессы Полуночи.
Большой Волк ждал его там, среди звёзд и цветных огней, в стороне от Охоты. Вердал бежал к нему; шёл к нему; он полз, он умолял, он кричал, и иногда ему удавалось коснуться волшебного меха, — но всякий раз случалось что-то, и Волк исчезал, а человек оказывался вновь и вновь среди бесконечного потока зверей.
Однажды ему показалось, что он видит серну, — прекрасную серну со шкодливыми глазами, которая могла бы идти по дорогам жизни вместе с ним.
Он кричал ей что-то, но ветер сносил слова.
Вердал становился старше, и храмовники начинали смотреть на него с удивлением, — взрослый дядька, а участвует в Охоте, как так? Он сочинял новые имена, придумывал пути для побега и надвигал пониже капюшон, и всё равно приходил, год за годом, и всякий раз уходил ни с чем. Он научился ускользать от зверей, которые желали с ним соединиться, и каждый год повторял один и тот же маршрут, — пока однажды, три года назад, в Новом Гитебе, он не оказался всё-таки связан с медведем и не встретил ту смешную девочку по имени Фетира.
Можно было остановиться тогда, но это значило бы — отказаться от всего, что он уже выбрал. Отказаться от своей судьбы. Обесценить всё то, чем он пожертвовал.
И это было, конечно же, невозможно.
Девчонка понимала что-то, пыталась сбежать, но он к тому времени понимал в побегах гораздо больше неё. Вердал убил Фетиру спокойно и дельно, без всяких особых сожалений: поулыбался, извинился, усадил в лодку, а потом ударил по голове веслом, завернул ещё дышащее тело в мешок из-под картофеля и скормил его жадной воде.
Вот только медведь тогда не ушёл. Вердал ждал, пока вода совсем не разгладилась, и всё смотрел на часы. Прошла минута, другая, третья, и девчонка никак не могла быть живой, — а медведь оставался с ним.
Это мог бы быть конец, если бы Фетира, поверив в сказку о счастливом будущем с парой, не рассказала ему про артефакт.
Вердал не сразу понял, что он такое. Он экспериментировал с ним и даже взялся изготовить копию, больше из любопытства, чем из каких-то особых надежд. Ни сам Вердал, ни Барт не были артефакторами, но они всё же поняли: артефакт делает так, что зверя
И в следующую Долгую Ночь Вердал вновь испил из чаши Принцессы Полуночи, и Большой Волк стоял на границе потустороннего, властный и великий. Он рыкнул на Вердала яростно, а звери расступались перед ним, как перед прокажённым.