От резкого движения только что заправленная за ухо прядь снова выбилась и упала на глаза. Монтегрейн аккуратно отвел ее в сторону, а потом взял лицо Амелии в ладони и коснулся своими губами ее губ. Очень бережно, осторожно, словно спрашивая разрешения.

А она… казалось, забыла как дышать. Никогда, ни один мужчина не касался ее так. Ее вообще трогал только единственный мужчина — Эйдан. И его прикосновения были ей неприятны с самого начала, с первого дня. Только у нее не хватило ни опыта, ни, если уж быть до конца честной самой с собой, мозгов, чтобы это понять и дать правильную оценку своим ощущениям.

Оказывается, поцелуй — это приятно. И он может быть нежным, а вовсе не требовательным и жестким.

Она ответила. Робко, будто ей все ещё шестнадцать и это ее самый первый поцелуй. Боги. Таким и должен был быть ее первый поцелуй! И она потерялась, растворилась в этих ощущениях и во времени…

Рэймер отстранился первым, но рук от ее лица не убрал. Однако нигде больше не касался и даже не попытался. Тревожно заглянул ей в глаза, вероятно, ожидая реакции.

Какой?

Если бы она знала какой!

— Что ты делаешь? — прошептала Мэл, будучи настолько ошарашенной произошедшим — и поцелуем, и тем, что ему предшествовало, — что не нашла в себе сил даже пошевелиться.

— То, что хочу сделать всю последнюю неделю. — Он не отводил взгляд, смотрел прямо в глаза и по-прежнему не отпускал.

Амелия все же накрыла его руку ладонью и отвела от своего лица. Рэймер позволил, сразу отпустил, не став ее удерживать. Она отвернулась первой, уставилась на темную бочкообразную ножку кресла, утопающую в высоком светлом ворсе ковра.

— Не надо… — прошептала Мэл. Слова давались тяжело, жгли горло. — Не надо благодарить меня за лечение… так.

Ответом ей была тишина, и Амелия вздохнула с облегчением: если понял, то хорошо.

Однако она снова ошиблась.

— Мэл, — позвал Монтегрейн. Она не отреагировала. — Мэл, посмотри на меня, пожалуйста.

Пришлось поднимать на него глаза, хотя оторвать взгляд от ножки кресла было почти физически больно — там было легче, безопаснее…

Рэймер смотрел на нее абсолютно серьезно: ни тени улыбки, или раздражения, или самодовольства — или что еще обычно она видела на лице Бриверивза после того, что тот гордо именовал поцелуем?

— Благодарность я обычно озвучиваю словами.

Кровь тут же прилила к щекам.

«Не мечтай, Мэл. Просто… не мечтай».

Потому что возвращаться из мечтаний в реальность потом слишком больно. Ей ли не знать?