Стражники обменялись раздраженными взглядами, но пропустили их.

В мавзолее, полностью возведенном из камня, по обе стороны от прохода находились отдельные гробницы, изолированные воротами, чтобы не тревожить вечный сон обитателей.

Когда они добрались до первого пустого склепа, который, как с содроганием осознала Алесса, когда-нибудь станет принадлежать ей, – она в темноте разглядела одинокую фигуру.

В тот день, когда она встретила его, Данте стоял за прутьями клетки, великолепный и заполняющий пространство собственными изяществом и силой. Теперь он забился в угол, его глаза потускнели, а взгляд лишился жизни. И виновата была в этом она.

Если бы не Калеб, встрявший со своей язвительностью, она бросилась бы к прутьям и разрыдалась.

– Ты не мертв, – весело сообщил Калеб.

Данте медленно поднялся, как будто ему требовалось прилагать много усилий, чтобы двигаться.

– Ты тоже.

Калеб наклонился ближе к клетке, заговорив театральным шепотом:

– Не знаю, слышал ли ты, но она старалась изо всех сил.

Губы Данте изогнулись в полуулыбке.

– Она и меня пыталась убить парочку раз.

– Сначала пытает, а потом запирает? – Калеб покачал головой. – Женщины.

Алесса закатила глаза.

– Да, это явно женская фишка.

Хотя она могла бы расцеловать Калеба за его столь легкомысленное отношение к ситуации. Данте не удалось скрыть своих страданий, каждое его движение из-за перенапряжения превращалось в судорогу; от бессознательного стискивания пальцев в кулак до тика в челюсти. Это ее чуть не сломило.

– Она поведала тебе о своей теории? – спросил Калеб у Данте.

Когда девушка закончила объяснять, Данте сначала промолчал, просто уставившись в стену. А затем:

– Все они, да? Ты не могла понять этого несколько недель назад?

Они, сидя в темноте, смеялись слишком долго, разделенные прутьями и окруженные мраморными гробницами, в компании снующих крыс и насекомых, – всего в нескольких днях от конца света.