Он отдавал ей свой дар.
Алесса не могла высвободиться, не могла остановить приток его силы в себя. Если она станет бороться, лишь растратит впустую дар, который он так щедро вручал ей.
Что-то исказилось в месте зарождения силы, случился переход от принятия дара к его увеличению. Она научилась распознавать это, но чувствовала подобное только при объединении с дарами Фонте – не с его.
Алесса всхлипнула, когда боль утихла, и новая сила – более мощная, чем все, что она испытывала прежде, – вырвалась на свободу.
Данте спасал ее, чтобы она могла спасти их.
Мир в мгновение ока растворился, а затем последовала оглушительная тишина, из-за чего она решила, что у нее лопнули барабанные перепонки.
Купол света расширился, уничтожая скарабео, поглощая их, но оставляя нетронутыми людей. Сила исцеления и самозащиты гиотте расцвела, разлетевшись по всей округе, и разогнала тьму.
Алесса уставилась вверх, сквозь окруживших ее Фонте и стражников, которые так и продолжали держать оружие, наставляя его на исчезавших в небытии врагов. Там, где свет встречался с тьмой, оба явления сверкали, а куполообразный пузырь напоминал кружево.
– Ты это видишь? – прошептала она ему. – Видишь, что ты наделал?
Непреходящий свет, пролитый через божественное окно, сжег демонов дотла.
Дар Данте спас всех.
– Данте? – Алесса оглянулась на него, обхватив его лицо ладонями.
Его глаза были открыты, но он ничего не видел.
Он больше никогда ничего не увидит.
Пятьдесят три
Пятьдесят три
Надежда умирает последней.
Мученический крик Алессы потонул в гуле сражения. Она все еще касалась кожи Данте, но пропасть между ними образовалась столь же широкая, как сам океан. Его ресницы не вздрогнули, даже когда мертвый скарабео врезался в Пик и окропил их кровью.