Это была плохая идея.

Очень-очень и очень плохая идея.

Но я промолчала, потомуу что других идей, хороших, не было. Вот совсем. Я заглянула в покои ладхемок, застав рыдающих фрейлин, испуганных служанок и тихих, пытающихся быть незаметными слуг.

– Демоница! – завизжала уже знакомая мне дамочка, которая до моего появления тихо возлежала на кушетке и, судя по виду, планировала или помирать, или что-то вроде. Но увидев меня, дамочка передумала и швырнула чем-то… каким-то святым. – Это она! Она пришла пожрать нас всех! Помолимся…

Я поспешно убралась.

Ну их…

В дверь же с той стороны что-то ударило, весьма увесистое. Может, особо святой сапог или обыкновенная ваза. Проверять не хотелось.

Виросски тоже рыдали, но как-то так, сдержанно, лишь периодически подвывая, причем отчего-то хором.

В покоях степнячки царило запустение.

И только на смятой постели тихо увядала роза.

Островитяне и вовсе не пустили меня. Говорить ничего не стали, но седовласый мужик с секирой, вставший перед дверью, ясно намекал, что мне тут не рады.

Нигде не рады бедной демонице.

Да что ж это…

Тогда-то и пошла я туда, ну, к лестнице вниз, куда уже отправился Ричард с послами, легионерами и Командором.

– Мне это не нравится, – сказала я Ксандру, маячившему у раскрытых дверей. – Её нельзя оттуда выносить. Она… она такая живая…

Он не ответил.

Но выражение лица стало таким, что…

– Ты знал её. Мать Ричарда? И отца? Он говорил тебе, что нашел дневник. Или записи… и как он умер? Он написал, что принял яд. А она… она его разум забрала.

Получилось сбивчиво.

И… и вообще не знаю, имею ли я право рассказывать о таком? Тем более сейчас…