– Хорошо.

– А тринадцатый принц любит слушать арии? – поколебавшись, спросила Миньминь.

– Любит, – с улыбкой ответила я. – Тринадцатый принц учился музыке, он отлично играет на цине и на флейте, и о нем ходит слава среди всех молодых господ Пекина.

Миньминь, замечтавшись, долго витала в романтических фантазиях, а затем тихо сказала:

– Я бы очень хотела послушать его игру, она, без сомнений, прекрасна.

Она внезапно схватила меня за руку и затараторила:

– А ты слышала, как он играет? Расскажи! Какое у него было лицо? Какую мелодию он исполнял? Какого цвета платье было на нем? Для кого он играл?..

Пока она засыпала меня вопросами, я несколько раз открывала рот, порываясь что-то сказать, но всякий раз закрывала его. Дождавшись, пока поток вопросов иссякнет, я сделала виноватое лицо и сказала:

– Я тоже не слышала, как он играет.

На лице Миньминь отразилось разочарование, и я торопливо добавила:

– Но в следующем году, когда мы поедем за Великую стену, если вы с тринадцатым принцем оба будете здесь, я обязательно попрошу его сыграть что-нибудь для тебя.

Ее лицо тут же вновь осветилось радостью, которая вдруг сменилась недоумением:

– Вы с тринадцатым принцем что, так близки?

Я улыбнулась и поспешно объяснила:

– Мы вместе играли, когда мне было тринадцать. Конечно, мы с ним очень близки.

Про себя я подумала: как хорошо, что меня прикрывает щит в виде четырнадцатого принца, иначе Миньминь, чего доброго, разозлилась бы. Живущим в этом обществе людям сложно поверить, что наши с тринадцатым принцем отношения не имеют ничего общего с отношениями, которые обычно бывают между мужчиной и женщиной.

На лице Миньминь появилась нескрываемая зависть. Глубоко вздохнув про себя, я ласково повторила:

– Я обязательно сделаю так, чтобы ты услышала мелодию, которую тринадцатый принц сыграет для тебя одной.

Миньминь благодарно улыбнулась мне, но тут же вновь с грустью повесила голову, бормоча:

– Его жены наверняка часто слышат его игру.