Едва слышно запел моринхур[97], отчего защемило сердце. Над огоньками медленно поднялась яркая луна: сперва узкий серп, затем – половина и, наконец, полный диск. Сидевшие перед сценой люди, запрокинув головы, наблюдали за диковинным зрелищем, и со всех сторон доносились тихие возгласы удивления.
Звуки моринхура стали отчетливее, словно следуя за поднимающейся луной, – это музыкант в темноте подошел ближе. После нескольких ударов барабана внутри диска луны появилась девушка, «не худа, не полна, сложена по законам гармонии»[98]. Она будто плыла вперед, одежды ее развевались, источая дивный аромат. В ее прическе покачивались золотые шпильки с яшмовыми подвесками, а широкие рукава и длинный пояс легонько колыхались на ветру. Она была точь-в-точь как одна из прекрасных летящих апсар[99], что изображены на стенах пещер Могао в Дуньхуане. Девушка словно хотела взлететь, но не взлетала, желала спуститься на землю, но колебалась.
Стоя на фоне луны, девушка была для зрителей лишь черным силуэтом, но и этого было достаточно, чтобы вспомнились строки: «Как вспугнутый лебедь парит, с летящим драконом изяществом схожа…» Она выглядела обворожительной, утонченной и вместе с тем холодной и надменной небожительницей, заставляющей других чувствовать себя неполноценными рядом с ней.
Звуки струн и барабанов резко стихли, и в наступившей тишине можно было услышать, как падает иголка. Все взгляды были прикованы к фее на фоне луны, будто гадая: она вот-вот уйдет или только пришла? В мертвой тишине внезапно послышались пронзительные звуки пипы[100], заставив зрителей вздрогнуть.
Не успели зрители оправиться от изумления, как фея взмахнула рукавами, качнула изящным и гибким, как ива, станом, и ее шелковый пояс затрепетал на ветру. «Похожа на месяц – легкое облачко ее от очей скрывает. Порхает-порхает, точно снежинки, влекомые вихрем, влекомые долгим ветром. Издалека глядишь на нее – ярка, как солнце, встающее в утренней дымке; ближе она подойдет – вод прозрачных чистый и скромный житель – лотос». «Законов нет движеньям их: крутой утес, спокойный плес, идут, стоят, уходят вновь…»
Танец на лунном диске ошеломил всех. Мало-помалу звуки пипы начали затихать, пока наконец не стали едва слышны. Луна стала потихоньку скатываться ниже, ее сияние меркло, и силуэт танцующей феи становился все более размытым, пока вместе с луной не пропал во тьме. На сцене остались лишь беззвучно колыхающиеся голубые волны; казалось, они пребывали в растерянности и беспокойстве, совсем как люди, что сидели перед сценой.