Они уложили Гора на ошпаренную кипятком лавку и принялись за дело. Оттирали кровь, стягивали края раны. Ярина разыскала все снадобья, которые были в доме, только бы снять воспаление, пока хуже не стало. Тильмар навешивал амулеты и что-то ворожил. Когда дедушка расщедрился – принес ларец с украшениями, только хмыкнул, увидев драгоценное ожерелье, и немедленно надел его Гору на шею.

– Лишним не будет, – пояснил он.

Хотела бы Ярина использовать силу, которая засела внутри, но обуздать ее времени не хватало, поэтому она делала то, что больше всего удавалось – лечила. Травы и зелья помогали, но без чар их было недостаточно. Не приди Тильмар на помощь, горячка бы выжгла Гора.

Но спустя день жар ушел, а на следующий – дыхание выровнялось. Они одолели болезнь.

Ярина не отходила от Гора ни на шаг, даже спала рядом, держа его за руку. В баню и то дедушке пришлось ее силой гнать.

– Иди, – ворчал он. – Дружок твой присмотрит. Иначе откроет эта бестолочь патлатая глаза, а тут ты, на навью похожая. Что скажет?

Ярине оставалось подчиниться, на разговоры сил не хватало, она и с Тильмаром перемолвилась лишь парой фраз да спросила у домовика про Орма. Ребенок жил в ее спаленке, был тихим и радовался всем, кого видел, не зная, что теперь сирота.

Она помнила данную Ивару клятву, но сейчас думать о ней сил не было, как и о самом северянине, оставшемся лежать в подземелье. Надо бы его похоронить как следует, но попросить некого. До русалок добраться сначала нужно, а на людей Ярина даже смотреть не могла. Они стучались пару раз в ворота: то ли справиться о своем заступнике, то ли снова хотели напасть. Она не знала, говорил с ними Тильмар. Он же развесил вокруг избы амулеты и подновлял дважды в день, потому как они постоянно портились из-за того самого «белого шума», про который она и не поняла толком.

Пустошь отпустила, сны к Ярине больше не приходили. Глаза ее так и не сменили цвет обратно, остались яркими, отливающими янтарем. И в волосах над ухом теперь пробивались мелкие рыжие перышки – прощальный дар дивьего стражника. Их она тщательно спрятала даже от Тильмара, не желая лишних расспросов.

На третий день разбудила Ярину странная тяжесть на затылке. Кто-то гладил ее по голове. Она заторможено открыла глаза и уставилась на Гора. Выглядел тот – краше в гроб кладут, но смотрел пристально, с теплотой.

Ярина встрепенулась, соскочив, и заметалась по спаленке.

– Как ты? Хочешь что-нибудь? Воды? Надо дать тебе настой…

– Сядь, – мученически выдавил Гор. – Не мельтеши.

Под усталым взглядом она смутилась и села на место. В голове звенело, но сердце захлестывала дурная радость – живой, разговаривает!