Ализэ почувствовала, как ноги врезаются в землю, как от удара содрогаются бедра, клацают зубы. Когда девушка открыла глаза, то рухнула прямо на Никак, уткнувшись ему в грудь. В уши ударила музыка, и она отпрянула; голова кружилась, сквозь туман сознания прорывался шум разговоров и смеха, в нос бил запах сладостей, а к коже со всех сторон жались другие тела.

Здесь было тепло, душно, громко – слишком много всего. Но Ализэ сразу поняла, где находится, и тотчас заволновалась за госпожу Худу. Она оттолкнула медноволосого и принялась искать свою новую подругу, гадая, здесь ли девушка и не утратила ли она способность говорить навсегда.

Никак Ализэ больше не доверяла.

Ей не было дела до того, был ли он другом Хазана или нет. Как она могла теперь верить его словам? Он казался жестоким, капризным, и она больше никогда не позволит…

Кто-то схватил ее за руку, и Ализэ обернулась – это был тот самый голубоглазый и капризный человек. Девушка взглянула на их сцепленные руки, затем на лицо юноши, размышляя, не привиделся ли ей ужас, мелькнувший в его глазах.

– Куда вы направляетесь? – Он звучал по-другому; это была полная противоположность прежнему бесстрастному Никак. – Вы ведь не собираетесь убежать?

Ализэ так удивилась испугу в его глазах, что даже рассмеялась.

– Нет, я не собираюсь убежать, нелепое вы создание. Я ищу госпожу Худу. Наверняка она сейчас в ужасе и даже не может позвать на помощь – из-за того, что вы с ней сотворили.

Ализэ вырвала свою руку из его и протиснулась сквозь толпу, радуясь защите, которую обеспечивало ей платье, после чего сразу же нахмурилась и прикусила губу, вспомнив, кто именно дал ей это одеяние.

По крайней мере, юноша не солгал ей. Платье действительно было волшебным.

Люди проходили мимо Ализэ, словно ее не существовало, их взгляды почти не задерживались на ее лице. Думать о том, что столько незнакомых людей не желают ей добра, было тревожно, однако то, что о мерцании глаз можно было не беспокоиться, утешало. Никто не плевал в Ализэ, не отпихивал с дороги и не приказывал оттирать фекалии с пористой каменной кладки.

И все же девушке было не по себе от мысли, что своей безопасностью она обязана именно Никак, ибо все в нем вдруг показалось ей коварным. Если он сделал госпожу Худу немой, то что он мог сотворить с самой Ализэ, если бы она перешла ему дорогу? А вдруг платье и туфли были ловушкой? Что, если они были заколдованы, чтобы перенести ее в небезопасное место? Что, если туфли приведут ее к собственной гибели? Быть может, ей следует выбросить платье – или уничтожить его. Но что тогда делать с обувью? Что она наденет?