Вскоре Эля заметила, как Петр что-то втолковывает Сирожиддину, тыкая пальцем в его ноутбук. Потом раз за разом оказывалось, что от конторских пицц отложено в одноразовую тарелку по куску «для младого», а переустанавливать проектор на потолке Сирожиддина позвали «как самого длинного в доступе». Он реально со стремянки доставал до потолка, а уж держать перфоратор Славка его научил в два счета.

– Видишь ли, – грустно говорит предок, – именно поэтому я тебя и не впускаю. Процедура копирования личности очень тяжелая. В чем-то это даже не копирование, а перенос. Большинство просто не переживает. – Но его нашли возле дома! – говорю я, почти не слыша собственного голоса. – Я… я удивлен, – говорит предок, и по его голосу кажется, что он не только удивлен, но и очень опечален, – я не думал… что его так надолго хватит. Вообще, я предполагал, что его зарежут шпики сразу на выходе отсюда, за ним же к этому времени постоянно таскался хвост. – Нет. Он был цел, просто лежал на пороге мертвый. – Спасибо, Уна, – говорит предок. Я смотрю на него с недоумением. – У меня не было этой информации, – поясняет предок. – А… твоя семья… Кого они винили? – Дед вроде как считал, что отца магически допросили и бросили выпотрошенного, но кто конкретно? Кажется, при мне эту тему не обсуждали никогда. – И не то чтобы он сильно ошибался, – бурчит предок. – Но зачем ты это сделал? Он смотрит на меня и молчит. Замирает. Я уже знаю, что это значит. Когда он перестает двигаться и превращается в статичную картинку, он думает. Иногда это происходит так быстро, что трудно заметить. Но сейчас я замечаю. – Другого способа спасти и Мост, и вас не было, – говорит предок, – но это все прошлое. И все равно не помогло. Почти не помогло. «Одно дело, когда у тебя отца убили враги, – думаю я, – а другое, когда он сам убился… Ради, блин, великой цели. Ну что ж, ладно, ладно, я что так, что так его не помню». – Знаешь, – примирительно говорю я, – не так уж это и интересно. Проехали. Я вообще-то по другому поводу пришла. Он почти не задерживается с реакцией, так, едва-едва меняется выражение глаз, и вот он весь показывает, как он меня слушает. Но обиделся. Надо было броситься бить его с криком «за папочку!»? Или лечь и зарыдать? Ну, последнее я всегда успею, а бежать в гневе туда, откуда люди выходят выпотрошенными на голову, – ой нет, спасибо. – Давай лучше о том, куда ты меня отправил, – говорю я, – ты же видел, что там со мной было? – Конечно, нет, – отвечает он, – я могу только предполагать. Это крайне низкотехнологичная местность. Я сделал тебе контур понимания языка и э-э… уместности, ну а дальше что ты на этой экскурсии встретила – то только твое. – Экскурсии? – ахаю я. – Низкотехнологичные общества жестоки, – пожимает предок плечами, – но тебя все там должны были воспринимать как свою, разве не так? – Да так, – соглашаюсь я, – но… – Рассказывай. Ты там что-то сделала, изменила реальность. Что именно? – Сначала был тот парень… И две девушки. Ну как девушки, на вид мои ровесницы, но одна беременная. А другой парень был с той стороны, – начинаю я. – С той стороны чего? – Какая-то расселина. Не овраг, глубже. Шириной ярдов тридцать… – Ты брось эти морские размеры. В метрах сколько? – А. Ну… метров, наверное, двадцать пять. Много. А с тем парнем на той стороне – я так поняла, он брат этого парня и беременной девушки, – с ним были все остальные. В основном дети. И они все были очень испуганы. – И? – И… и у Цы, ну, у беременной, был лук. И там, на той стороне, лук тоже у одной женщины с малышом. И парни надрали лиан, пытались делать переправу, но им длины не хватало, а лианы хотя и крепкие, но вяжутся… так себе. – И? – Ну и я показала. Водяной узел, нормально взяло, мы со своей стороны сделали достаточно длинный конец, и тоненький линёк, чтобы к стреле привязать. И как привязать так, чтобы потом все втащить на нужную сторону. А потом я показала, как сделать страховку. Для маленьких… И для бабушки. Она плохо видит и не хотела вообще переходить… – Я поежилась, вспоминая, как ветер свистел вдоль по ущелью, а ребята перекрикивались, торопя всех отстающих. – Я перешла туда и сказала ей, что они без нее пропадут. И что страховка выдержит. – А потом? – Потом мы все перебрались, отвязали все веревки, втащили их на свою сторону, и они ушли. А я споткнулась и выпала на Университетский остров. – И все? – спрашивает предок. – Нет. Не все. Между обломками Моста сейчас выросли такие же лианные переходы, только прозрачные. В них самолет врезался. – Я почувствовал, – кивает предок. – Слушай, – торопливо говорю я, – скажи, а они спасутся? И где все мужчины? Кто эти люди вообще были? – Да откуда я знаю, – с досадой говорит предок, – скорее всего, как ты описываешь, это какое-то племя, проигравшее бой за территорию. Спастись – с большой вероятностью спаслись, технологии расходятся быстро, если эти не умели вязать узлы, то и преследователи вряд ли умеют. Главное, что ты теперь знаешь, как построен Мост. Вот так и построен. – То есть от тебя можно попасть вообще куда угодно? А лоции? А развилки на съездах?.. – Это закрепленные линии, – терпеливо объясняет предок. – Например, ты захочешь не только повидать этих людей снова, но и не мотаться каждый раз через меня. Ты берешь Эрика за руку, приводишь его туда, приводишь обратно, он рисует – и готово, туда можно хоть на телеге ездить, оттуда может кто угодно прийти. – Например, те, от кого эти люди убегали? – спрашиваю я. – Точно! – быстро говорит предок. – И тогда твоей матери придется опять блокировать проход самым грубым из возможных способом, потому что остальных никто не знает, а делать избирательную проницаемость твой брат пока не научился. – Я должна обязательно ходить через тебя? – спрашиваю я. Он колеблется. – Теперь нет, – говорит он неохотно, – я бы солгал тебе сейчас, если бы мог. Но лучше через меня. Ты пока не умеешь накладывать защиту, а без нее твои милые ребята зарезали бы тебя еще до того, как ты смогла бы их увидеть. Они очень боятся чужих. – А ты меня научи. – Разумеется. Собственно, я просто показывал тебе, что бывает, что понадобится… и какие будут последствия. Совсем контролировать процесс невозможно, но… в общем, ты справилась. – Слушай, – говорю я вдруг в полной растерянности, – я понимаю, магии нужно учиться, и к магии у всех разные способности… Но почему среди всех магов прошлого поколения никто не занимался вот этим?.. Ту же защиту ставить – это же как было бы хорошо! Йана вон ранили в последний раз, а Одноглазого, говорят, вообще чуть живого привезли… – Да потому что это же не магия, – сердито говорит предок. – То, что у нас последние полтысячи лет называли магией… Это как у одного ребенка есть фонарик с кнопкой, а у остальных нет, и он щелкает, а остальные ахают. Но сделать новых фонариков, да хоть батареек к ним, никто не умеет. Да даже сообразить, что это сделать можно, никто не додумывается!.. А сюда… кроме твоего отца восемьсот лет не заходил никто. Магия… Нет никакой магии! Когда нарисованный светом человек говорит вам, что магии не существует, – это сильно. Я не выдерживаю и начинаю смеяться.