Ветер дует с моря, подергивая туда-сюда полотнища дождя. По-прежнему никого не видать. Я наполовину слезаю, наполовину скатываюсь с горки, довольно-таки крутой. Но то там, то сям валяются большие валуны, попадаются какие-то кустики, в общем, можно зацепиться и хоть как-то управлять процессом. Постепенно я забираю все ближе к бухте. Там и построек больше, и, думаю, шанс на то, что он возле кораблей, вернее. Посмотрим.

Слегка развиднелось, но ненамного, и дождь даже не собирается переставать. Должно быть, просто рассвело. Долина не пуста: кое-где торчат какие-то деревянные столбы и даже пирамиды, ближе к бухте несколькими стойбищами светятся белые округлые штуки с острыми верхушками – палатки, наверное. Там, где метрах в двадцати ниже моих ног крутой склон переходит в равнину, пройти нельзя. Вся равнина – вообще какое-то месиво. По краям еще попадаются ровные пятачки, но чем дальше к центру долины, тем глубже какие-то маслянистые гряды, комья, из подернутых сеткой дождя луж там и сям выглядывают какие-то куски дерева… и, кажется, металла. Погодите, нет. Нет. Нет, это действительно мертвая лошадь.

Что бы ни прошло по этой долине – вверх или вниз, – оно превратило всю ровную поверхность в непроходимую кашу. Я озираюсь. Придется как-то брести по бровке склона. Ну… вообще-то, если смотреть строго поперек долины, туда, где стоят столбы, там, кажется, шевелится какая-то жизнь, если дождь не обманывает мое зрение. В ложбинах между пологими земляными волнами, которыми идет вся – условная – равнина, мелькают людские фигурки.

Ну, напрямую туда мне все равно не попасть. Стараясь не смотреть на мертвую лошадь, я пробираюсь, очень осторожно, по склону вправо. Наверное, поближе к бухте будет какой-нибудь проход к постройкам, не до самого же обрыва в воду тут все размолочено. Камни скользкие, уж на что на мне морские сапоги, которые не скользят даже на льду, но тут приходится держать ухо востро.

Часа через три прыжков по камням след проползшей исполинской сороконожки немного отодвигается от склона и освобождает пологий холм. Идти по сухой скукоженной траве куда легче. Я шевелю куртинки носком сапога и размышляю. Сейчас трава сухая. И она сухая давно, не желтая, а перезимовавшая, бурая. Но это именно трава, нормальная жесткая трава с куртинками колючих чернобыльников. То есть в целом лето тут бывает, и, наверное, даже жаркое. Просто не сейчас. Сейчас или зима, или самое начало весны. Кто-то другой сейчас вернулся бы домой, подождал бы месяца три… Я спускаюсь все ближе и ближе к круглым домикам-палаткам на склоне, к некрасивым, очень военного вида домикам, толпящимся у бухты, к исчезающему за склоном причалу. С обратной стороны узкой бухты горы тоже придвигаются ближе, но там уже ничего не разобрать.