– Ты волнуешься, что если бы Мидас не был царем, то его место занял бы кто-то похуже?

Слейд отвечает резким кивком.

– Лучше играть по его правилам и быть на десять ходов впереди, изучить его слабые стороны и нанести удар по самому уязвимому месту. Если я просто нападу на него и убью, то волноваться придется не только о его королевстве. Против меня объединятся остальные правители. Они и без того на нервах из-за моего царствования и магии. Мне нужно думать о благополучии своего народа. Король гнили мало кому по душе, но пострадает мой народ, а еще невинные люди в других королевствах, если какой-нибудь монарх выступит против меня и объявит войну.

Я вижу, как у Слейда под кожей двигаются переменчивые следы его силы, каждая из них тонкая, как прядь волос. Они поднимаются по шее и исчезают под щетиной, как рыболовная леска, погружающаяся под воду.

Я его оскорбила, это и так ясно. И на долю секунды я вижу мужчину, который носит корону. Вижу, как воспринимает его мир, и урон, который можно учинить человеку. Уж кому, как не мне, знать, каково это – стать печально известной, как превратиться в ничто.

В груди вдруг становится больно, мою решимость пронзает досада.

Слейд говорит тише, а взгляд его, острый и яркий, пронзает еще сильнее.

– Думаешь, я хотел там сидеть, сложа руки, пока этот мерзавец так с тобой разговаривал? – запальчиво произносил Слейд. – Думаешь, я получил удовольствие от его ребяческой борьбы за власть, когда он приказал отнести тебя к той арфе? Да я хотел перемахнуть через стол и голыми руками его придушить.

Словно в подтверждение своих слов, Слейд поднимает руку и обхватывает ладонью мою шею. Только не сжимает, не причиняет боли. Его мрачные слова обвиваются вокруг моей шеи, в которой быстро пульсирует кровь. Не в угрожающем жесте, а лаская, Слейд кладет большой палец на венку, которая бьется быстро-быстро.

Нужна большая сила воли, чтобы не закрыть глаза от этого чувственного прикосновения, не склониться к его груди, но я чувствую его тепло, окутывающее мое тело, будто одеялом. Слейд – единственный, помимо Мидаса, кто ко мне прикасается.

Каждый зажим и поглаживание словно заполняют пустой колодец в моей душе. Слейд знает, каковы могут быть последствия соприкосновения с моей голой кожей, но ни разу не усомнился. Он словно ничего не может с собой поделать, словно ему необходимо меня чувствовать.

Мидас никогда так меня не трогал. Его прикосновения всегда успокаивающие, будь то поглаживание по голове или похлопывание по подбородку. Они либо такие, либо одержимые. Но со Слейдом все совсем иначе. Он прикасается ко мне так, словно не может устоять, словно ни секунды прожить не может, не почувствовав меня.