– Кто?

– Слейд…

– Кто, Аурен? – допытывается он, и его мрачный чарующий голос противоречит таящемуся в нем ожесточению.

Потому что Слейд знает ответ. Я вижу это по его лицу.

– Мидас, – рычит он, напоминая хищника, следящего за вторгнувшимся в лес охотником. Слейд смотрит на меня, ждет, что я подтвержу его слова, но я не отвечаю, даже не киваю.

Но вместе с тем и не отрицаю.

Услышав мое безмолвное заверение, Слейд теряет самообладание.

Его глаза резко вспыхивают, из невероятно зеленых становясь чисто черными. Из его рук вырастают шипы, разрывая рукава рубахи, и я громко охаю.

Я смотрю, как он сопротивляется, меняя свой облик, клацая челюстями, как сводит от гнева его мышцы. Заклеймившая его плоть сила скручивается линиями под щетиной, тянется вверх, растет.

Меня прошибает холодный пот, когда я чувствую его силу, довлеющую в воздухе. Она сгущается как сироп, и из его тела вырывается волна тошнотворной смерти.

– Слейд… – срывается с губ робкая мольба, и я пытаюсь отойти назад, но вспоминаю, что не могу. Загораживая телом проход, Слейд по-прежнему прижимает меня к книжной полке.

Я потрясена, увидев его таким. Увидев, как его тело сражается с самим собой. Но когда сменяются его облики, меняется и его сущность – я ощущаю то гнилую магию, то умиротворяющую ауру. Обе отбивают такт, как барабаны с небывалым откликом.

Гнев.

И так же быстро, как меня захлестнул страх, он рассеивается, как сгоревший туман. Потому что гнев Слейда кажется знакомым.

Пернатое существо у меня в груди – то, что нахохливается, требуя расплаты, садится и наклоняет голову. Внимает.

Схватка воплощений Слейда исходит из чего-то темного и искореженного. Того, что расщепило его на две половины, вынуждая сражаться с самим собой. Но это… он испускает безмолвный зов, создавая в воздухе осязаемый ритм. Надрывную песнь разлада, которую может услышать лишь мой распустившийся гнев.

Мое шумное дыхание напоминает созвучный рев. Я смотрю на него не со страхом, а со знакомым чувством, когда мой зверь взвивается и отвечает зверю в Слейде.

Все мои двадцать четыре ленты с интересом накреняются. Они преисполняются сил, словно почувствовали хаотичный всплеск его магии и ответили тем же.

И все же, вместо того чтобы наброситься на Слейда, как случилось с Мидасом, ленты образуют кокон, словно создавая еще один слой поверх его ауры, которая уже нас окружает. Эти части нас самих кажутся такими живыми. Такими до неприличия прекрасными.

– Взгляни на меня, – мой голос решительный, бесстрашный, даже когда его тело всячески пытается сохранить свою форму.