Не отпуская его, я оглянулась через плечо и ахнула.
Мама. Она была сногсшибательна, даже в этом дремотном состоянии. Волосы цвета грецкого ореха, гладкая кожа. У нас были одинаковые угловатые скулы и полные губы. У меня не было ни малейшего сомнения в том, что я её дочь, и моё сердце загрохотало у меня в ушах. Было почти слишком больно смотреть на неё. Встреча с ней произвела тот же эффект, что и на моего отца, и воспоминания нахлынули быстро и тяжело. Всё моё тело дрожало к тому времени, когда я отыскала рукой её руку. Я издала бессловесный всхлип.
— Лина, — голос Коста был мягким.
Он перешёл на другую сторону маминой койки и теперь держал в руках несколько листов пергамента. Его глаза бегали по странице, пока он читал.
— На неё напала Ревмандра, и её привезли сюда для лечения. Но…
Он нахмурился. Побледнел. А затем бросил пергамент на пол, как будто не мог достаточно быстро избавиться от проклятой бумаги.
— Их обманули. Предполагалось, что их отпустят, как только они исцелятся, но их поместили в какое-то состояние, похожее на кому, для тестирования. Сам король подписал его.
Я медленно наклонилась и подняла пергамент. С каждым словом, которое я проглатывала, внутри меня нарастал жар. Заметки Варика о моих родителях, об этих замечательных, заботливых людях, были такими… бесчеловечными. Сухими. Презренными.
Чтобы признать истинную широту его зла. Сглотнув, я попробовала снова:
Моё зрение затуманилось, и я снова уронила пергамент на пол. Кост выплюнул редкое проклятие.
— Я в жизни такого не ожидал.
— Мы должны вытащить их.
Я развернулась к стене пещеры, разглядывая усики, которые впились в их скальпы.
Кост вздрогнул.
— Да, но…
— Я знаю, я сказала, что мы подождём, Кост.