– Что же ты не спишь, Богдан, – пробурчал он и пошел из детской.

Я незримой тенью последовала за ним в зал.

– Люда, – потряс он за плечо спящую жену.

– Отстань, дай поспать, – огрызнулась она, натягивая на голову одеяло.

– Люда, сына покорми! – требовательно произнес Эдик, стягивая с нее одеяло.

– Я сцедила молоко, сам покорми! – не открывая глаз, морщась от крика, ответила Люда. – Унеси его, дай поспать!

– Мне на работу вставать, я тоже спать хочу. Дай грудь, быстрее будет, не надо молоко греть.

– Я спать хочу! – завизжала Людочка.

Ребенок от ее крика пуще прежнего зашелся.

– Ты чего орешь, дура! – набросился на нее Эдик, укачивая малыша.

Раньше он с ней в таком тоне не разговаривал.

– Я день с ним, могу хоть ночью поспать? – соизволила его жена открыть глаза.

– А я работаю, и живем мы на мою зарплату! Хочешь, чтобы меня уволили? Корми давай!

Он сунул к ней под бок ребенка.

Людочка нехотя спустила лямку рубашки, обнажила грудь и приложила к ней младенца.

– Иногда мне кажется, что твоя маразматичка специально сдохла, чтобы нам насолить!

– Не смей так говорить о моей матери! – вскинулся сын.

Неожиданно. И даже приятно стало. Ненадолго.

– Если бы ты не пилила меня насчет квартиры, то она была бы жива. И пенсия ее капала бы, и помогала бы нам с ребенком, и на похороны тратиться не пришлось бы.

– Закопал бы в лесу, и все, – пренебрежительно фыркнула Людочка, дернув плечом.