Грустные мысли вернулись к Иоанну поздно ночью, когда он уже лежал в кровати, закружились рядом, зашипели, словно змеи, заливая пространство комнаты своим ядом.

С-саймон…

Если это он, если Мария у него… тогда Иоанн двоеженец и брак его незаконный. И Диана ему никто, и дети его будут бастардами.

Как с этим жить?

Что делать?

Выход один. Пусть его люди в Картене найдут Марию – и убьют ее. А если она беременна… все равно, пусть убивают. После родов к ней точно никого не подпустят, а вот во время родов или еще как-то… или она останется жива, или он.

Король-двоеженец – это клеймо. От церкви его отлучат, и страна лишится благословения, Саймон может этого добиться. А уж сколько проблем будет с престолонаследием, лучше и не думать. Или Анна, или ее дети, или бунт…

Слов у его величества не было.

И зла не хватало.

Вот ведь стерва эта Мария, такое законному мужу устроить…

* * *

Рэн выздоравливал тяжело.

Гноились раны, постоянно трепала лихорадка, да и душевное состояние его оставляло желать лучшего.

Тоска окутывала его, словно плотное серо-зеленое облако, обволакивала с ног до головы, отравляла своими ядовитыми парами, и может, даже и помер бы шагренец, если бы не Бертран, который приходил каждый день.

Садился рядом, тормошил, начинал расспрашивать о Шагрене, о происходящем там… и Рэн отвлекался.

Рассказывал.

О небольших хижинах с соломенными крышами и о диких ветрах с моря, которые могут разметать их в мелкие клочья.

О розах, которые так любят выращивать на Шагрене, и о том, что розы сажают на могилах, там они лучше растут.

О ласточках, которые живут практически в каждом доме – как же без них? Считается, что ласточка – это благословение богов. Всех и сразу. И она несет на своих крыльях уют, достаток, благополучие…

О Великом Вулкане, который некогда усмирил Император-дракон. И с тех пор его потомки правят Шагреном и почитаются детьми Многоликого. Да так оно и есть, разве не понятно? Кому еще под силу управлять вулканом?