Матти даже не посмотрела на него. Только молча схватила меня за руку и потащила к Солярису, который к тому моменту, отряхнувшись, уже твёрдо держался на лапах и наклонился к земле, дабы мы могли забраться.
Я ухватилась за костяные гребни вдоль позвоночника и подтянулась вверх, стараясь усесться там, где нет ссадин и ран, оставленных Бореем. Несмотря на то, как давно я летала на драконе, руки будто бы наоборот окрепли и стали сильнее за это время – по крайней мере левая, на которой я тут же поправила съехавшую полосу ткани, чтобы Матти, усевшаяся сзади, не заработала себе ещё одну причину расстраиваться.
– Стой! – воскликнула я, опомнившись, когда Солярис уже раскрыл крылья и потянулся вверх, пока Борей не оправился после удара. – Дайре!
Солярис повернул морду, и челюсть его многозначительно клацнула, проглатывая тот огонь, что, судя по трескучему звуку, уже подкатывал к горлу. Несмотря на то что Дайре тоже наверняка узнал этот звук, держался он степенно. Даже по дурости улыбнулся мне, имея наглость стоять прямо перед Солом, но не смотреть на него.
– Ох, принцесса, мы наконец-то подружились? Не переживай, я прибуду следом. В отличие от тебя, я здесь никому не нужен.
Я кивнула. Проявить любезность в ответ на неожиданную, но столь ценную для меня помощь – это было более чем достаточно после всего, что Дайре сделал. Поэтому, вполне удовлетворённая его отказом, я похлопала Соляриса по боку и с замиранием сердца обернулась, чтобы увидеть, как он взлетает. Сердце начало медленно отдаляться, превращаясь в крошечное скопление сверкающих крыш и зелёно-голубых огней. Когда же Солярис проскочил через прорези в вершине горы – недостаточно большие для взрослых драконов, но вполне просторные для молодых, – я почувствовала одновременно и радость и печаль.
Сердце было прекрасным городом, и, несмотря на то, во что превратил его Сенджу, я собиралась сделать всё, чтобы этот город по крайней мере никуда не исчез.
– Гектор… Братик…
В отличие от меня, Маттиола всегда давала волю эмоциям. Смеялась, когда было смешно, и плакала, когда было грустно. Я завидовала живости её нрава и той свободе, которой, вопреки мнению окружающих, были лишены представители высокородных домов. Вот и в этот раз Маттиола держалась хоть и стойко, но недолго.
– Мы вернём Гектора, – пообещала я ей, чувствуя, как ткань платья пропитывают слёзы Матти: та вжалась лицом мне в спину, и даже свист ветра в ушах не заглушал её надрывного рыдания. – Клянусь тебе, Маттиола! С Гектором всё будет хорошо.