Где Солярис? Где Маттиола?!

Каждый раз, когда мы с Солом разлучались, происходило нечто ужасное. Поэтому я быстро поднялась на ноги и, обнаружив, что костяная рука даже не кровоточит, осмелилась быстро выдернуть из неё «занозу». Может, просвечивающиеся кости и выглядели жутко, но по крайней мере это уродство приносило пользу.

Пробираясь между деревьями, я бесшумно двинулась в ту сторону, где они, сломанные, сгибались больше всего и где дрожали вязовые макушки – Солярис наверняка упал где-то там. Если за его целостность я почти не беспокоилась – драконья регенерация спасала и не от такого, – то исчезновение Матти заставляло нервничать. Что, если она, взывая к сейду, дабы я не поранилась при падении, пострадала при этом сама? Как далеко от меня она приземлилась? И почему…

Почему я слышу её голос там, где горит один из ритуальных костров?

– Гектор. Я спрашиваю, где Гектор?

– Твой хозяин Дикий забрал его.

С неба падал пепел. Дым, густой и тёмно-сливовый, что вился от костров и стелился по траве, нёс с собой запах бузины и миндаля. Так пах один из ядов, который добавляли в маковое молоко, дабы окончить страдания неизлечимо больных и стариков, потерявших разум или семью. От этого запаха першило в горле, в то время как Ллеу и Матти были окутаны его шлейфом с головы до ног: они стояли прямо у самого кострища. В том, кроме трав, животных костей и ядов, горел чёрный ястреб со сломанной шеей.

Я подобралась поближе, прячась за лавровыми рощами, но остановилась и притихла, увидев, как рука Ллеу, замахнувшись, зависла в нескольких дюймах от лица Матти. Её, сжатую в кулак, обтягивала перчатка из тёмно-лилового бархата. Таким же бархатом была обшита и его рубашка, наглухо застёгнутая на золотые пуговицы под самое горло. Из какой бы плотной ткани она ни была, в таком наряде должно было быть ненамного теплее, чем в моём платье. Но Ллеу совсем не дрожал. Дрожала только Матти, крепко зажмурившись перед ударом, которого, к счастью, не последовало.

– Я был не прав. Брату негоже бить сестру, – сказал Ллеу, медленно отводя руку назад, чтобы провести ею по собственным волосам и вытряхнуть из них пепел. В чёрных косах тот был совсем незаметен, но зато выделялся на выбритой части головы, исписанной рунами и сигилами. – Я люблю тебя, Маттиола. Только тебя и Гектора. Но ты такая… такая… порочная! Только и способна что лицом своим торговать. Глупая несносная девка. Как ты только додумалась тащить с собой младшего брата, страдающего от сахарной болезни, через весь Круг?! Как ты могла потерять его?!