– Что? – захлопал глазами Гектор.

– Рубин, это плохая идея… – начал Солярис.

– Как и все это, – огрызнулась я в ответ, обведя жертвенник рукой, и сняла с себя накидку, чтобы затем сложить ее на выступе одной из колонн, где уже лежала сложенная одежда Сола. Бархатные рукава были слишком длинными и широкими, чтобы не запачкаться, а молочно-белая ткань слишком маркой. Ночное платье всяко легче будет отстирать. – Что мне нужно делать, Гектор?

Он засуетился, заозирался по сторонам, будто сам не знал, с чего начать. Затем взглянул на терпеливо ждущего Сола и жестом подозвал меня к другой стороне стола. Мы встали, где положено, и сердце мое забилось где-то в горле, когда Гектор протянул мне комок чистой хлопковой ткани.

– Кровь, – сказал он. – Обычно главной проблемой является кровь. Она заливает чешую, и я не вижу, куда веду иглу. Поэтому, если ты сможешь вытирать ее… Будет славно.

Я собранно кивнула, не выдавая ужаса. В желудке от него забурлило, руки потяжелели, как если бы комок ткани обернулся чугуном. Сол смотрел куда угодно, но только не на меня, а затем и вовсе закрыл глаза, когда Гектор, закатав рукава и ненавязчиво посоветовав мне сделать то же самое, наконец-то взялся за иглу. Правда, не за ту, что я всучила ему. Он выбрал иглу потоньше и подлиннее, похожую на стрелу – с широким наконечником, но расплющенным. Твердо зажал ее между пальцев и наклонил под углом, вмиг лишившись своей мальчишеской робости. Движения стали резкими и отточенными.

– Готов? – спросил Гектор.

По ребрам Соляриса поползла чешуя, и уже спустя секунду весь его бок мерцал перламутром. Она была острой и твердой, как камень – я отлично помнила это, ведь столько раз очерчивала ее пальцами. На моей памяти ни копья, ни мечи не могли пробить ее. Однако Гектор вдруг направил иглу Солярису между ребер и заставил его чешую раскрыться, ощетиниться. Игла с трудом протиснулась прямо между пластами. Раздался треск, и я вдруг поняла, почему именно Гектору, а не его новому мастеру или Ллеу Солярис доверил ковать для меня броню – здесь нужны были не только талант, но и физическая сила. Челюсти Гектора сжались, на предплечьях выступили жилы – до того сильно ему пришлось налегать на иглу, чтобы протолкнуть ее дальше и отделить одну чешуйку от другой. Треск повторился, и тогда они наконец-то стали сниматься с плоти небольшими пластами размером с половину ладони. Вот на что было способно черное серебро – лишнее доказательство того, сколь омерзителен и опасен бывает сейд.

Солярис дернулся, но не закричал. Когти его снова лязгнули, входя в белый мрамор, как в топленое масло, и горячая драконья кровь зашипела, окропляя его. Она потекла из-под матовой иглы не каплями, а струей, и я, потрясенная, не сразу вспомнила, что должна приносить пользу и стирать ее, а не стоять с открытым ртом. Тут же приложив к краю свежей раны тканевый лоскут, я почувствовала, как тот разбухает и тяжелеет в пальцах, напитываясь драконьей кровью. Гектор не соврал – ее было много. Слишком много.