Где-то протрубил горн. Все кружилось, земля оказывалась то внизу, то сверху, но каким-то образом взгляд все равно нашел небо. Серые облака разошлись, пепел смешался с мокрым снегом, и догорающий закат, к которому уже склонился этот страшный день, окрасил мир в цвет вина и золото моих будущих саванов. Казалось, легкие лопнут раньше, чем я успею достичь земли. Холодный воздух в очередной раз наполнил их до отказа, когда я вдруг вспомнила о деревне Лофорт к югу моего туата, где тоже падала бесконечно и бесконечно вниз. Там же я впервые повстречала Красный туман. Почему-то я хорошо помнила его нежные объятия, которые спасли меня от неминуемой гибели, и всего несколько царапин да синяков, которыми отделалась по итогу.

Красный туман защитил меня тогда – и он мог защитить сейчас.

«Почему ты не удержала мое наследие, когда могла? – снова спросил меня отец. – Почему не сберегла то, что я тебе доверил? Почему не сберегла себя?»

Если я умру, то все и для всех закончится. Если я выживу, будет то же самое, но у меня по крайней мере появится время это исправить.

– Селен, – прошептала я, глотая режущий горло воздух и собственный крик. – Селен! Помоги мне. Спаси меня, Селенит!

Но ничего не произошло. Мое сознание цеплялось за фрагменты прошлого, в которых мелькали его красные глаза, красные волосы, урчащий голос, запах крови или имя, которое он выбрал себе сам. Я взвывала к нему всем своим естеством – к той своей половине души, что была заточена на обратной стороне мира, – и повторяла его имя снова и снова, как молитву богам, которых он убил.

Селен. Селен. Селен.

Приди. Приди. Приди!

– Ты наконец-то позвала меня, Рубин.

В тот миг, когда надежда почти оставила меня, мир наконец-то перестал кружиться и остановился. Небо очутилось сверху, а земля – снизу, как положено, и всего в нескольких дюймах от моих висящих ног. Что-то крепко держало меня под поясницу и колени, избавив от страха и отчаяния. Меня обнимали, гладили по спине и плечам, словно баюкали перед отходом ко сну. В фарфорово-белых руках Селена было так комфортно и безопасно, что казалось, будто нет ничего более естественного, чем находиться в них.

– Госпожа, – прошептал он, наклонившись ко мне. – Я теперь с тобой.

Его алые ресницы трепетали вокруг таких же алых глаз, а волосы стекали по плечам кровавым дождем. Он носил всю ту же рубашку с цветочной вышивкой и дорожный плащ, в которых был, еще когда совиные крылья заключили его в клетку. Несколько коричнево-рыжих перьев еще торчали из-под его воротника, как напоминание о том, что же я натворила.