Сидя по другую от меня руку, все это время он смотрел на нас чаще, чем в собственную тарелку, а когда заметил наши с Солом переплетенные пальцы в довесок к одному кубку, – в эпоху моего деда так распивали мед лишь супруги – не сдержался. Развернулся всем корпусом, открыл рот и… закрыл его обратно. Очевидно, вовремя вспомнил, чем закончилась его прошлая попытка.

– Драгоценная госпожа, я ни в коем случае не ставлю под сомнение вашу силу и благоразумие, но учитывая, сколько раз вы уже оказывались на волосок от смерти… Не впору ли задуматься о будущем не только Круга, но и своего сверкающего рода? Ярл Дайре из Дану в самом расцвете сил, хорош собой и как раз драконицей воспитан… – начал Гвидион однажды за столом, едва я вернулась с Керидвена. Дайре тогда тоже прибыл с донесением о победе над Немайном – как всегда быстрее, чем любая конница, и, конечно же, в доспехах, подозрительно похожих на драконью чешую. Измотанная битвами, я лишь вяло отмахнулась от них двоих рукой. Дайре же, услыхав, о чем речь идет, перестал жевать дареного гуся и так скоробился, что вино потекло у него изо рта.

– Тебе саму королеву сватают, а ты морду кривишь? – прошипел ему Солярис из-под прижатого к подбородку кулака, на что Дайре удивился пуще прежнего.

– Так разве не твоя королева-то?

– Моя, – ответил Солярис сухо. – Но еще раз посмеешь скорчиться – убью. И если согласишься, тоже убью.

После этого Солярис невзначай предложил Гвидиону прогуляться, и с тех пор тот больше ни разу не заговаривал со мной о «сохранении сверкающего рода». Не нашел смелости заговорить и сейчас. Только сглотнул, пронзенный блеском желтых глаз, и отвернулся назад к своей тарелке.

– Я хотел сказать, что сейм проходит просто замечательно, госпожа! – проблеял он, берясь за кубок, и я сдержанно кивнула, скрывая вздох облегчения, наступившего сразу от множества вещей.

Гвидион был прав: прошло уже несколько часов с начала пира, а никто до сих пор не бросил мне вызов и не прислал ни одного оскорбительного письма. Девять столов Медового зала были заняты от края до края. Четыре из них, не считая Дейрдре, занимали люди, а три – драконы. И те, и другие смеялись, пили и ели, как полагается. Даже если у кого-то и оставалось желание роптать на меня, после всех слухов и тысячи керидвенских саванов, разошедшихся по Кругу, ни у кого больше не находилось на это смелости. Даже ярл Тиви из Талиесина и ярл Клемент из Медб вели себя смирно, усыпав по приезде мой помост таким количеством шелка и кожаных изделий, что хватило бы одеть целую армию – то была не дань и не повинность, но искупление. Я могла только гадать, что заставило их прибыть на сейм засветло и умолять меня позволить им стать частью Круга обратно: страх перед драконами, что отныне не сводили глаз с их земель, оставшись в числе моих хирдов, или же гейс, который они нарушили. Тот наверняка вернул свою силу, когда я вернула себе душу. Возможно, именно поэтому оба ярла и выглядели такими измученными, что даже не осилили ни одного бочонка с пивом, и беспрекословно испили из круговой чаши вместе с драконами, пущенной по Медовому залу одним из них.