Пурпурно-золотые ковры, как сумерки на небе и осенние листья на улицах города, стелились по полу рядами. На них танцевали альмеи – изящные девочки и женщины в желтых платках, прибывшие из Ши вместе с Ясу, как еще один ее дар в довесок к моему новому мечу. Спустя время вместе с ними стали танцевать и драконы, а еще позже – люди, которым Дайре подал пример, подхватив свою мать, Мераксель, под руки, и закружив ее между столов. Только спустя час и несколько телят на вертелах, исчезнувших друг за другом вместе с гранатовым вином, к нему присоединилась раздобревшая Ясу. Прихрамывая из-за поврежденной лодыжки, с новыми шрамами на челюсти и щеках, она по-прежнему оставалась воином, поэтому прибыла в Столицу верхом, а не на повозке, и в парадных доспехах. В ее черных подстриженных волосах звенели колокольчики, и ярл Найси – седой старик, одной ногой в могиле – то и дело оглядывался по сторонам, не понимая, откуда исходит звон. Он вздрогнул и опрокинул на себя мед, когда рядом приземлился Шэрай с ножкой цыпленка в зубах и попытался угостить его, как ярл по традиции угощает ярла.

Будучи известным средь сородичей ученым, именно Шэрай был избран возглавить Немайн, чтобы навеки избавить его от рабства, ибо «обесценивание жизни не что иное, как следствие обесценивания знаний, воли и ума». По тому же принципу Старшая Акивилла – Коронованная Травами, которая на Сердце взрастила персиковый сад из двух засушенных косточек – возглавила Керидвен, край стужи и давно умершей земли, непригодной для возделывания. А ярлом Фергуса, самого златоносного туата, стал дракон высокий и крепкий, словно шахтерский молот. Глядя на них троих, я буквально видела, какое будущее ждет мои туаты – и была абсолютно спокойна за них.

– Я пошутил, я пошутил!

Поросячий визг Дайре неожиданно достиг самых дальних уголков Медового зала, и все гости обернулись. Я успела увидеть, как он наклонился к уху Ясу, подсев к ней на скамью, и прошептал ей что-то, от чего ее смуглое лицо вспыхнуло, и она замахнулась на него пустым кувшином, как дубинкой. Вовремя заметив, что я смотрю на них, заинтересованная, Ясу неуклюже застыла и быстро вернула кувшин на место. А затем взялась за бронзовый кубок с медом.

– За драгоценную госпожу Рубин! Да будет долог и славен ее век! – крикнула Ясу через весь зал. Голоса, вторившие ей, были пьяными, но искренними. К ним примешался и голос ярла Клемента, порядком захмелевшего и явно позабывшего, как унизительно он вел себя на прошлом сейме, и даже голос Сильтана, довольно сидящего в углу с одной из альмей на коленках.