Конечно же, он не может этого допустить.

Другие могли бы отойти в сторону, сказать, что это не их дело. Убедить себя в том, что они ничего не могут поделать.

Но Джексон не таков. Он живет не по таким правилам. Нет, Джексон взваливает все на свои плечи. Не только то, что натворил и оставил после себя Хадсон, но и все то, что происходило до этого, и все, что произошло потом.

– И что же это значит для тебя? – тихо спрашиваю я, не желая пугать его еще больше. – То, что тебе придется отказаться от всего хорошего в своей жизни, лишь бы оставить все как есть для всех остальных?

– Я ни от чего не отказываюсь, а просто остаюсь самим собой. – Его руки сжимаются в кулаки, и он пытается отвернуться.

Но я не дам ему увильнуть, ведь теперь я наконец начинаю понимать, как у него получается мучить себя – и из-за смерти Хадсона, и из-за этой его новой роли, которая ему не нужна, но от которой он никак не может отвертеться.

– Все это чушь, – тихо говорю ему я. – Твое безразличие – это всего лишь маска, твоя холодность вызвана не тем, что ты будто бы не чувствуешь ничего, а тем, что ты, напротив, чувствуешь слишком остро. Ты так старался заставить всех считать тебя чудовищем, что поверил в это сам. Но ты не чудовище, Джексон. Как бы не так.

На сей раз он не просто отстраняется – он шарахается в сторону, как будто его тело обвил провод, через который идет ток.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь, – рычит он.

– Ты воображаешь, что если люди боятся, если они ненавидят тебя, то они не посмеют выйти за рамки дозволенного. Не посмеют начать еще одну войну, потому что ты сможешь покончить как с нею, так и с ними самими.

О боже! Меня накрывает целая лавина боли, целая лавина одиночества, которыми наверняка доверху наполнена его жизнь. Каково же это – быть таким одиноким? Каково это…

– Не смотри на меня так, – приказывает он.

– Как? – шепчу я.

– Как будто я жертва. Или герой. Я не являюсь ни тем, ни другим.

На самом деле он и жертва, и герой, а также много кто другой. Но я понимаю, что, если я скажу ему это сейчас, он мне не поверит. А также не примет моего утешения после того, как я сорвала маску со всего того, что он скрывал, и показала нам обоим правду.

И я делаю то единственное, что могу сделать.

Зарываюсь руками в его волосы и притягиваю к себе.

И даю ему то единственное, что он готов принять от меня. Поцелуй.

Глава 50 Не рой другому яму

Глава 50