– Скверно. – Похоже, он не желает вдаваться в детали. – Особенно если учесть нашу историю.
Пробелы в моих знаниях не позволяют мне понять, о какой истории он толкует. Но вместо того чтобы задать вопрос, я отмечаю про себя, что надо будет поискать ответы в библиотеке или расспросить Мэйси.
– Я пытался урезонить Хадсона, взывал к его разуму и даже обратился к королю и королеве, надеясь, что хотя бы они смогут его вразумить.
Я отмечаю про себя, что он называет своих родителей королем и королевой, а не мамой и папой, и на секунду переношусь мыслями в первый день нашего знакомства. К шахматному столику, королеве вампиров и тому, что он сказал об этой королеве, которую я тогда сочла всего лишь шахматной фигурой.
Теперь же мне все становится ясно.
– Но они не смогли.
– Не захотели, – поправляет меня он. – И я попытался поговорить с ним еще раз. С ним также говорили и Байрон, и Мекай, и несколько других из числа тех, кто должен был закончить школу вместе с ним. Но брат ничего не желал слушать. И однажды развязал схватку, которая могла бы разнести в клочья весь мир, если бы ее не удалось остановить.
– И тогда вмешался ты.
– Мне казалось, что я смогу все уладить. Смогу его вразумить. Но из этого ничего не вышло.
Он закрывает глаза и из-за этого начинает казаться таким далеким. Пока не открывает их, после чего мне становится ясно, что мыслями он сейчас еще дальше отсюда, чем думала я.
– Знаешь, каково это – обнаружить, что твой брат, с которым ты рос и которого чтил, есть полный и законченный социопат? – спрашивает Джексон тоном, который звучит трезво и здраво и оттого кажется мне еще более ужасным. – Можешь ли ты представить себе, каково это – знать, что если бы не твое слепое и бездумное преклонение, если бы ты прозрел раньше, то множество людей остались бы живы? Мне пришлось убить его, Грейс. У меня не было другого выхода. И, по правде говоря, я об этом даже не сожалею. – Последние слова он говорит шепотом, как будто ему стыдно их произносить.
– Этому я не верю, – говорю я, ибо от него исходит чувство вины, и мне становится так больно за него, как ни за кого и никогда. – Я уверена, что это было необходимо. Уверена, что ты сделал это потому, что тебе пришлось это сделать. Но я не могу поверить, что ты не сожалеешь о том, что ты его убил. – Джексон слишком долго изводил себя этими мыслями, чтобы это и в самом деле было так.
Он отвечает не сразу, и я не могу не гадать, не сделала ли я что-то не то. Не стало ли ему из-за меня еще хуже?
– Мне жаль, что пришлось его убить, – говорит он наконец, прервав долгое молчание. – Жаль, что мои родители превратили его в такое чудовище. Но я не жалею о том, что его больше нет. Если бы он не погиб, никто в мире не мог бы чувствовать себя в безопасности.