Грейс, мой брат попросил тебя не лгать
Но не суди его строго. Он не виноват в том, что так скучен.
Я зло смотрю на Хадсона.
– Прекрати! Ничего он не скучен!
– Так я тебе и поверил. – Еще один зевок. – А я-то думал, ты тут тренируешься, осваиваясь с твоей ипостасью горгульи. Впрочем, должен признать, что мне нравится то, что ты сделала со своими рогами.
Так я тебе и поверил
А я-то думал, ты тут тренируешься, осваиваясь с твоей ипостасью горгульи. Впрочем, должен признать, что мне нравится то, что ты сделала со своими рогами.
– С рогами? – Я машинально касаюсь моего левого рога. – О боже, он стал больше. Как это могло произойти?
– Уверен, что такого вопроса Джексон еще не слыхал, – сухо комментирует Хадсон.
Уверен, что такого вопроса Джексон еще не слыхал
– Я, знаешь ли, все еще здесь, – стиснув зубы, говорит Джексон. – Я все еще здесь, черт возьми.
– Я знаю. Прости, Джексон, прости. Просто он самый доставучий человек на планете, и он никак не заткнется.
– Осторожно, Грейс. Еще немного, и ты заденешь мои чувства, – язвит Хадсон.
Осторожно, Грейс. Еще немного, и ты заденешь мои чувства,
– Да неужели мне так повезет? – огрызаюсь я, прежде чем опять повернуться к Джексону, на лице которого написаны злость и изумление.
– Он что, ведет себя так весь день? – спрашивает он наконец. – Пристает к тебе, пока у тебя не делается такой вид, будто ты сейчас взорвешься?
Он что, ведет себя так весь день?
Пристает к тебе, пока у тебя не делается такой вид, будто ты сейчас взорвешься?
– Да, и я в самом деле взрываюсь! Именно это он и делает. Снова и снова.
– Ух ты, моя лапуля. Послушать тебя, так я так силен. – Хадсон строит мне глазки, но я вижу в них некоторое сожаление, как будто он думает, что, возможно, зашел слишком далеко. Но я не могу ему верить. Вполне может быть, что он всего лишь сожалеет о том, что мы с Джексоном больше не хотим вцепиться друг другу в глотки.