Песня заканчивается быстро, и вот мы все уже улыбаемся, уходя со сцены под оглушительные аплодисменты.

Когда мы вновь оказываемся за кулисами, Кауамхи, Оребон и Луми наперебой болтают о размере толпы зрителей и обсуждают, как здорово все прошло. Хадсон же пока не произнес ни слова.

Он просто проходит за кулисы, кладет свою гитару туда, где она лежала, и при этом избегает смотреть мне в глаза. Когда он засовывает руки в карманы и начинает возить подошвой ботинка по деревянному полу, я вдруг понимаю, что он нервничает.

Это случается с ним очень редко, так что я вообще не ассоциирую с ним такое состояние, как нервозность, но, поняв, в чем дело, я подхожу к нему, обнимаю его за талию, прижимаюсь щекой к его груди и шепчу:

– Спасибо.

Он колеблется, затем медленно, очень медленно вытаскивает руки из карманов и тоже обнимает меня.

– Я достаточно хорошо исполнил песню Гарри? – спрашивает он, и я чувствую на макушке его теплое дыхание.

Я улыбаюсь:

– Гарри до тебя далеко.

Он усмехается:

– Надеюсь, труппа не обижается на меня за то, что я ненадолго переключил на себя внимание публики.

– Ты шутишь? – Я немного отклоняюсь назад, продолжая улыбаться: – Кауамхи едва не бросила в тебя свои трусики. Как и Оребон, и Луми.

Хадсон приподнимает одну бровь, глядя на меня своими синими глазами, бездонными, как океан, и спрашивает:

– А как насчет тебя?

Год, проведенный в обществе Хадсона, научил меня, что этого парня надо всегда держать в тонусе.

А потому я умильно качаю головой и бормочу:

– А кто сказал, что они вообще на мне есть?

На секунду его глаза широко раскрываются, а затем в его взгляде появляется нечто такое, что выбивает меня из колеи, несмотря на беззаботность, которую я старательно изображаю. Нечто хищное, грозное – и волнующее.

Мое сердце бьется, как дикий зверь в клетке, в моих ушах ревет кровь. Я делаю несколько глубоких вдохов и приказываю себе успокоиться. Говорю себе, что, вероятно, он просто проголодался.

Словно он все еще может читать мои мысли, он переводит взгляд на мои губы, затем на ямку у основания моего горла, где бешено бьется пульс. Он пристально смотрит на нее, отчего мое сердце начинает колотиться еще быстрее, и могу поклясться, я вижу кончик клыка, царапающий его нижнюю губу.