Но затем Грейс обняла меня, и, черт возьми, я позволил себе надеяться.

А затем она прикололась, намекнув, что на ней нет трусиков… и все будто исчезло. Просто исчезло. И бушующее пламя мигом выжгло весь кислород.

И я позволил себе думать, что она нужна мне, нужна больше, чем воздух.

И, конечно же, этот мудак-мэр выбрал именно этот момент, чтобы поговорить с нами.

Если бы нам не было нужно получить его разрешение, чтобы остаться в Адари, я бы сгреб Грейс в охапку и перенесся в наш номер так быстро, что он бы засомневался в том, что мы вообще здесь были.

– Да, я здешний мэр, – отвечает он, повысив голос, чтобы перекрыть раздающиеся со сцены звуки флейты. – Давайте пройдемся, лады?

Мне хочется отказаться, но что-то в его взгляде говорит мне, что это не вариант. Так что я беру Грейс за руку, и мы вслед за мэром выходим из парка, за нами ковыляет Дымка.

Я не знаю, куда он может нас повести, но я точно не ожидал, что это будет маленькая кофейня-кондитерская. И, когда мы входим в это заведение, где пахнет свежей выпечкой и стоят затейливые стулья из кованого железа и маленькие круглые столики, я немного расслабляюсь. Вряд ли мэр выбрал бы это место для проведения допроса с пристрастием.

Мэр машет рукой женщине с короткими фиолетовыми волосами, сидящей за кассой, и она подводит нас к маленькому розовому столику в задней части зала. Затем торопливо приносит нам желтые чашки с водой и поднос с изысканными десертами.

– Как ты думаешь, чего он хочет? – шепотом спрашивает меня Грейс.

Но я только качаю головой, сохраняя каменное лицо. Это довольно нелегко, если учесть положение, в котором мы оказались. Но трудно воспринимать всерьез мэра, одевающегося как Зигги Стардаст.

Впрочем, было бы трудно воспринять всерьез вообще любого, кто одет как Зигги Стардаст, ведь от семидесятых нас отделяют уже пятьдесят лет.

Когда мы садимся, он дарит нам широкую улыбку – слишком широкую.

– Добро пожаловать, друзья! Мне так приятно принимать вас в Адари. – Его голос заполняет собой все маленькое кафе, и все в нем поворачиваются и уставляются на Грейс и меня.

– Большое спасибо. Я люблю выпечку, – говорит Грейс и кладет на свою маленькую тарелку печенье. Я замечаю, что она старается быть как можно более сердечной, дружелюбной и очаровательной. И отмечаю про себя, что надо будет поинтересоваться у нее, куда девается эта Грейс, когда она разговаривает со мной. Полагаю, это ее взбесит, так что надо будет приберечь этот вопрос до момента, когда мне действительно понадобится его задать. Между тем она добавляет: