Я начинаю погружаться в глубину своего естества, как делал, когда находился в гробнице. Пытаюсь очистить свой разум от всех мыслей, пытаюсь заставить себя уплыть прочь. Если мне удастся просто исчезнуть, то я больше не буду чувствовать себя так, как сейчас. Чувство вины, боль и ярость просто рассеются, превратятся в ничто, как и я сам.

Мне это почти удается, я уже чувствую ту необычную слабость, которая всегда охватывала мое тело перед тем, как все случалось. А также пустоту и прекращение боли, которые делают дезинтеграцию такой приятной – это может длиться месяц, год или дольше.

Я закрываю глаза и пытаюсь довести дело до конца. Но прежде чем мне это удается, Грейс берет в ладони мое лицо, и ее голос доходит до самых глубин моей души.

– Я знаю, что ты делаешь, Хадсон, – говорит она, – и так нельзя. Сейчас все не так, как тогда. Это не выход.

Я качаю головой и пытаюсь отгородиться от ее слов, но у меня ничего не выходит – потому что она очень настойчиво старается завладеть моим вниманием. И это ей удается – потому что это Грейс, моя Грейс, и у меня никогда не получается игнорировать ее.

Ее руки обнимают меня еще крепче, удерживая меня здесь, хотя в эту минуту мне ужасно хочется просто уплыть прочь.

– Мне очень жаль, Хадсон, жаль, что ты страдаешь. Но такая боль следует за человеком, она не отпускает его. Поверь мне – я знаю, о чем говорю.

Она прижимает свой лоб к моему, ее ладони лежат на моих щеках, меня обдает ее теплое дыхание.

– Если ты сейчас уйдешь, боль не отпустит тебя и на той стороне, она будет поджидать тебя. Единственный способ избавиться от нее – это пережить ее, как бы тяжело это ни было.

– Но это не значит, что тебе придется терпеть ее одному. Потому что я рядом с тобой. – Она касается губами моих губ. – Я с тобой, Хадсон, и я никуда не уйду. Ты должен просто положиться на меня, и я помогу тебе ее пережить.

Послушать ее, так получается, что это легко, но мои двести лет жизни научили меня, что это не так. Всю жизнь я только и делал, что мучился из-за того, что не мог изменить. И у меня ушло много лет на то, чтобы научиться выносить пустоту и боль в одиночку.

Но я сделал это.

Я научился терпеть боль и научился исчезать, когда больше не мог ее терпеть.

Так я и пережил все годы мук в гробнице. И вот теперь Грейс хочет, чтобы я повел себя так, будто всех этих уроков не было? Она хочет, чтобы я положился на нее, поверил, что она сделает так, чтобы я смог – чтобы мы оба смогли – это пережить?

Год назад это было бы невозможно. Два года назад я счел бы это шуткой – и притом несмешной. Но сейчас я уже не тот Хадсон, который предпочел исчезнуть, лишь бы не осознавать, что его собственный брат хотел его убить.