Я киваю, потому что она права. У Суила не было причин убивать Оребона, он сделал это только ради того, чтобы преподать нам урок. И мы никак не могли остановить его, потому что понятия не имели, что он задумал.

– Мне очень жаль, – говорю я ей и Луми. – Мне очень-очень жаль.

Но Луми безутешен, он продолжает рыдать, раскачиваясь и обнимая тело своего друга.

Я поворачиваюсь к Хадсону, который подошел к останкам Дымки. Как и трубадуры, он тоже опускается на колени. И, обняв, прижимает ее к груди. Когда он делает это, блестящая красная лента, которую она надела сегодня вечером, полощется на ветру. И по его телу пробегает дрожь.

– Прости меня, – шепчет он ей. – Прости. Прости.

– Хадсон. – Я обнимаю его за плечи. – Это не твоя вина. Как и все остальное.

– Я не предвидел этого, – говорит он. – Я знал, что с этим говнюком что-то не так, но он казался мне безобидным. Я не остановил его, и теперь… – Его голос срывается, и он, прочистив горло, пытается снова: – Теперь она погибла. И Оребон тоже. И я ничего не могу с этим поделать.

– Мы сможем остановить его, – возражаю я, обращаясь к Хадсону, а также к Луми и Кауамхи. – Это не сойдет ему с рук.

Кауамхи фыркает:

– И как же мы это сделаем, Грейс? Мы не можем поймать его. Твой вампир, хотя он самый быстрый человек во всем нашем королевстве, не может даже приблизиться к нему. Как мы можем остановить того, кто способен убить нас в любой момент, притом убить тогда, когда мы этого не ожидаем? Это невозможно.

Я хочу сказать ей, что нет ничего невозможного, но затем смотрю на Оребона, на Дымку и понимаю, что это не так. Некоторые препятствия действительно непреодолимы, и мы ничего не можем с этим поделать.

– Мне очень жаль, – шепчу я Хадсону, прижав его к себе и целуя в шею.

Все его тело содрогается от напряжения, потому что он изо всех сил старается не дать воли своему горю. Он не плачет, не рыдает, а просто держит и свой гнев, и свое горе в себе, как будто это для него привычное дело.

Мне странно видеть его таким – и это разрывает мне сердце. До сих пор он был моей опорой – человеком, на которого я могла рассчитывать всегда, несмотря ни на что.

И он всегда поддерживал меня – при любых обстоятельствах.

И мне больно – очень больно – видеть его таким разбитым. Я обнимаю его еще крепче, пытаясь уменьшить его боль, заставив его разделить ее со мной.

Но это же Хадсон, который всю жизнь держал свою боль в себе, никогда не помышляя о том, чтобы просить кого-то о помощи или поддержке.

Я не позволю ему вести себя так и дальше. Я не хочу быть девушкой, которая сидит сложа руки, когда ее парень страдает. Ну уж нет, благодарю покорно.