У меня округляются глаза:

– Но почему?

– Не знаю. Мне известно только одно – я больна и не могу сражаться, потому что на меня действует какой-то яд. Когда я окаменела, это остановило его действие. – Она опускает голову, и в небе слышатся раскаты грома. – Но я боюсь, что когда я снова приму одно из своих двух других обличий, то быстро ослабею. Я никогда не испытывала ничего подобного прежде, но после всех этих лет в Норомаре я точно знаю, что это какой-то теневой яд.

– Но если это теневой яд, – возражаю я, – то мы наверняка сможем найти противоядие для него здесь, в Мире Теней.

Но Артелия только качает головой:

– Магия теней – это самая древняя и могучая мания во вселенной. Она старше, чем звезды в небесах. Нет ничего сильнее ее. Я не знаю, что убьет меня раньше – этот яд или драконий огонь, – так что что бы ни произошло, ты должна пообещать, что не позволишь Суилу погибнуть от драконьего огня, потому что от этого зависит судьба мира.

– Я даю тебе слово. – Артелия пожертвовала всем, чтобы уберечь этот мир, и что же, теперь она все равно умирает? Это неправильно и несправедливо. – Мне так жаль.

– Не стоит, Грейс. Я сама так решила. – Она касается моей руки – медленно, осторожно, как будто этот жест ей в новинку. Хотя после тысячи лет, которые она провела в виде камня, наверное, так и есть.

Но в конце концов она все-таки похлопывает меня по руке.

Я крепко стискиваю ее пальцы, потому что, даже если сейчас я разговариваю с ней в последний раз, мне хочется, чтобы она знала – она не одинока. Мне хочется, чтобы она знала – кто-то в этом городе помнит о ней, думает о ней и беспокоится о ней.

Потому что так и есть. Я буду думать о ней всю оставшуюся жизнь – которая может быть недолгой, если затея Суила удастся и я окажусь стерта из истории. Но я все равно буду думать о ней.

– Значение имеет только одно – чтобы мы остановили Суила. – Она пристально смотрит мне в глаза: – У тебя будет только один шанс. Как только я освобожу эту драконшу, меня немедля сожжет драконий огонь. И ты должна будешь убить ее. Тогда я хотя бы буду знать, что ты положишь конец ее мучениям.

– Как я смогу подать тебе сигнал освободить ее? – спрашиваю я.

– Все горгульи могут говорить со своей королевой, когда они пожелают, – объясняет она, – и у меня екает сердце. Эта могучая воительница – моя королева. Мне следовало понять это раньше. В тот день в парке я могла думать только об одном – о том, что я надеюсь когда-нибудь стать такой же сильной, как она. Должно быть, я уже тогда почувствовала, что в ней течет королевская кровь.