Я перевожу взгляд на Хадсона, чтобы посмотреть, что он думает об этом разговоре, но он опять, хмуря брови, уставился в свой телефон, читая какое-то сообщение. Да, хорошо, что мы вернулись в наш мир, но отсутствие в Мире Теней сотовой связи имело и свои плюсы. По крайней мере, там я могла сделать вид – хотя бы ненадолго, – что у Хадсона нет всех этих проблем, связанных с Двором Вампиров, о которых он мне не рассказывает.

– Значит, вы заключили сделку с Клиассандрой, да? Немного Небесной Росы взамен на противоядие от теневого яда. Это интересный обмен, но вам не кажется, что вы играете с огнем? – Она делает еще один глоток своей «Мимозы». – Кстати, помнится, так называлась одна довольно неплохая песня Rolling Stones. Кажется, она вышла в 1965 году.

– У нас нет другого способа спасти Мекая, – отвечает Хадсон, подняв взгляд от экрана. – Но, может, у вас есть предложение получше?

Это искренний вопрос, но в его ожидающем ответа взгляде читается настороженность – такая же, как у нее.

Они смотрят друг другу в глаза, и я не знаю, что это – некое странное соперничество по определению крутости или же она пытается понять, что происходит в его голове. Но когда он не отводит взгляд, это ее, похоже, впечатляет.

Впрочем, Хадсон и правда производит сильное впечатление – и я считаю так не только потому, что мы сопряжены.

– Ты нисколько не похож на предыдущего короля вампиров, – наконец говорит она.

– Спасибо богу и за малые радости, – отвечает он с ухмылкой.

Она тоже ухмыляется.

– Радости вообще редко бывают какими-то иными.

– Я не король вампиров. – Он кивком указывает на меня. – Я король горгулий.

– В самом деле? – Но, говоря это, она смотрит не на него, а на меня.

От этого риторического вопроса божества мне начинает казаться, что кусок яблока, который я только что откусила, имеет вкус картона. Особенно потому, что этот же вопрос вертится в моей голове с тех самых пор, как я поговорила с дедушкой и бабушкой.

Может, мне не стоило брать Корону, не стоило становиться королевой горгулий и главой Круга? Может быть, нашему миру – и нашим народам – было бы лучше, если бы мы взошли на трон вампиров?

Мне не по себе, пока я жду, чтобы Хадсон ответил ей, но он молчит, и мне становится еще более неуютно.

– Древо Горечи и Сладости никогда не оказывается в одном месте дважды, – говорит Куратор, прервав неловкое молчание. – Как только кому-то удается отыскать его, оно перемещается.

– А когда это произошло в прошлый раз? – спрашиваю я.

Она отвечает сразу:

– В 1966 году. Тогда же, когда вышла песня Фрэнка Синатры Yes, Sir, That’s My Baby. Ты слышала ее?