Общее усилие

После того как Хадсон принимает душ и вспоминает, как дышать, мы возвращаемся в кабинет Куратора.

Сейчас уже почти десять часов утра, осталось всего несколько часов до того, как она вернется из мини-отпуска. И я бы погрешила против истины, если бы сказала, что я не готова вернуть все это ей. Ну, может быть, ей и ее помощнице, потому что ей однозначно нужна помощница, но все же.

Это тяжелая, мучительная работа, и мне хватает ума, чтобы понять, что у меня нет запаса эмоциональной прочности, чтобы выполнять ее в течение хоть сколько-нибудь долгого времени. Я рада, что существуют люди, способные смотреть человеческим страданиям и порочности в лицо и все же находить путь к порядочности и доброте. Но сама я не такой человек.

Мы спускаемся по лестнице, когда мой телефон вибрирует, и, посмотрев на экран, я вижу, что это сообщение от Хезер, состоящее только из одного слова: «Помоги».

– Что это значит? – спрашивает Хадсон, когда я поднимаю телефон, чтобы показать его ему. Но он уже переносится вниз по лестнице, и я, быстро превратившись в горгулью, лечу за ним.

Примерно тридцать секунд спустя мы врываемся в зал с телевизорами и обнаруживаем, что Флинт, Джексон, Хезер, Иден и Мэйси выглядят так, будто их переехал огромный грузовик.

– Что с вами? Вы в порядке? – спрашиваю я, кинувшись в середину зала, где они сидят, развалившись на своих стульях, улегшись на столы и свесив руки, в которых зажаты ручки.

– Думаю, я больше никогда не буду в порядке, – бормочет Джексон. – Думаю, больше ничто никогда не будет в порядке.

– Что произошло? – спрашиваю я и поворачиваюсь, чтобы оглядеть экраны в поисках атомного взрыва или еще какой-то катастрофы чудовищных масштабов.

Но изображения на телевизорах выглядят так же, как когда мы ушли. Ужасными и чудесными, жестокими и прекрасными… обычными. Такими же, какими бывают всегда, такими же, каким всегда бывает наш мир.

– Южная Америка, – наконец шепчет Флинт.

– Африка, – одновременно произносит Джексон.

Мэйси качает головой.

– Это была Северная и Южная Америка.

– Скорее уж Европа, – фыркает Иден.

– Я не понимаю, о чем они говорят, – говорит Хезер, закрыв лицо руками. – Это была Азия. Все четыре миллиарда семьсот миллионов ее обитателей.

Кажется, остальные хотят возразить, но, увидев затравленные глаза Хезер и ее растрепанные косы, выглядящие так, будто три последних часа она только и делала, что дергала их, отказываются от этого намерения.