Под моим ухом его сердце бьется медленно и ровно, его грудь вздымается и опускается в мерном гипнотическом ритме, который в конце концов унимает мой ужас и мою боль и наконец-то – наконец-то – дает мне возможность уснуть.

Правда, ненадолго. Потому что в скором времени сквозь сон я вдруг осознаю, что что-то не так. Я не понимаю, что это – для этого я слишком сонная, – но что-то определенно не так.

Я медленно сажусь, потирая глаза и стараясь прогнать сонливость, и оглядываюсь по сторонам. Что же не так?

Комната тускло освещена, небо за балконом все еще темное. На моем телефоне нет новых сообщений – ни текстовых, ни голосовых. Хадсон рядом со мной мирно спит. В конце концов я опять ложусь, твердо решив уснуть снова. И тут Хадсон вдруг вскрикивает и дергается.

Затем еще раз. И еще. И еще.

«Он что, заболел?» – думаю я, снова сев. Но вампиры не болеют, во всяком случае, не так. Поэтому я включаю ночник – и до меня доходит, что Хадсону снится кошмар.

Судя по тому, как он дергается и дрожит, это не просто кошмар, не абы какой кошмар, а кошмар всех кошмаров.

– Хадсон, – шепчу я, прижав ладонь к его груди. – Все нормально, малыш. Все хорошо.

Он не отвечает, похоже, он вообще не слышит меня, ведь у него даже не подрагивают веки. Вместо этого он продолжает просто лежать, напрягшись и будто одеревенев, пока я тру ладонью его руку.

Может, он заснул крепче? Я жду несколько минут, но когда ничего не происходит, закрываю глаза и ложусь рядом с ним – и чуть не подпрыгиваю до потолка от его истошного крика.

– Хадсон! – Я так удивлена и напугана, что тоже кричу. – Хадсон, что с тобой?

Но он все еще спит. Его дыхание тяжело, грудь судорожно вздымается, тело дрожит, а глаза широко раскрыты. Он слепо глядит в пространство.

– Что случилось, малыш? Что с тобой? – спрашиваю я. Он продолжает трястись и содрогаться, и до меня только через секунду доходит, что он все еще не проснулся. Он по-прежнему погружен в свой кошмар.

Я пытаюсь оставаться спокойной, ласково потираю его спину, шепчу ему. Но из его груди вдруг вырывается ужасный всхлип – все его тело сотрясает рыдание, – и это так на него не похоже, что я пугаюсь еще больше, и у меня щемит сердце.

– Хадсон! – снова зову его я, на сей раз настойчивее, и встаю рядом с ним на колени, чтобы привлечь его внимание. – Хадсон, проснись!

Из его груди и горла вырываются ужасающие хриплые звуки. И я решаю: к черту деликатность! – и шлепаю его по руке, чтобы вырвать из тисков кошмара.

Когда и это не срабатывает и из его горла продолжают вырываться эти жуткие страдальческие звуки, я начинаю трясти его изо всех сил.