Я ползком добираюсь до комнаты, нахожу еще не распечатанный пузырек с чудесными таблетками Абрамова и маленький диктофон, который дала моя тренер по психологии. Сказала, чтобы я записывала туда все, что буду говорить Кириллу, разыграла пару типовых для себя реакций, которые она потом разложит по полочкам и скажет, как нужно делать, чтобы влезть в голову к замкнутому и неприступному Ростову.

Кто-то найдет меня утром.

Как будто тоже спящую.

И мою исповедь, записанную на бесчувственный электронный носитель.

Глава шестьдесят третья: Катя

Глава шестьдесят третья:

Катя

Наше время

— Пожалуйста… — всхлипывает мой испуганный голос. — Простите меня все.

— Ну-ка, руки убери подальше от этой штуки, — голос мне в спину.

И именно то ужасное холодное прикосновение металла к коже.

Только на этот раз не к виску, а к затылку.

Мой ночной кошмар, который оказался реальностью.

Я никогда не была сумасшедшей. Потерянной — да, но не сумасшедшей. Я думала, что схожу с ума, что у меня начинается шизофрения, что я просто давно больна, потому что слишком живо представляю то, чего нет, и пугаюсь до смерти.

Но все это время моя память пыталась спрятать от меня правду, избавить от болезненных воспоминаний. И лишь по ночам, когда выматывались мы обе, Охотник появлялся снова, чтобы напомнить о своей угрозе.

— Руки, Катерина, — предупреждает он, когда я неосторожно тянусь к диктофону. Эта запись — все, что у меня есть. Немного, но она подлинная. На ней все: замыслы Морозова, моя роль, план переиграть гроссмейстера. — А лучше отодвинься воооон туда.

Каким-то образом, даже не видя его, я понимаю, что Малахов тычет пальцем в противоположную стену, как раз под распахнутое настежь окно.

Медленно, помогая себе руками, на четвереньках, ползу.

Натыкаюсь на диктофон.