Тот ухмыльнулся своей самой гадкой ухмылочкой:

       — По верхам. Ничего личного.

       — Скажи уж прямо, гаденыш, меня считают хорошей или плохой? — спросила Елена каким-то уж очень нерадостным тоном, толкнув ногой домашние тапочки большого размера, и Гриша вместо ответа, прямо в носках, игнорируя тапки, просто обнял ее. Так же крепко, как обнимал меня. Наверное, других объятий он не знал. Тем, кто ему не нравился, он давал в нос.

       — С Новым годом, Ленка! Я тебе ангелочка привёз… Позаботься о ней, пожалуйста.

       Елена отстранилась от Гриши и уставилась на меня — не оценивающе, а удивленно, но тем не менее я вспыхнула.

       — Я о Любе! — вдруг хохотнул Гриша и за локоть притянул меня к себе. — Со своей ведьмой я справлюсь без посторонней помощи.

       — Гриш… — это за меня вступилась Елена, вступилась?

       — Шамаханской царицей, я оговорился.

       — Так бы и врезала тебе! — она подняла над головой кулак, точно и правда собиралась дать пасынку по лбу, и тот действительно шутливо втянул голову в плечи. — И как ты его только терпишь?!

       Я?.. От ответа меня спасло появление нового героя семейной трагикомедии. Антон Сергеевич был с сыном одного роста, только раза в три массивнее — выделялся не только живот, но и плечи и бока: шкаф, которого здесь по всей вероятности неплохо кормят, в тонких очках, седой и с коротко-стриженной белой бородкой. И этот шкаф двигался прямо на меня. Мне стоило большого усилия воли, чтобы не отступить хотя бы на шаг.