Во дворце не было никого на сносях,  потому родильня стояла пустой,  и Никотриса собственноручно каждое утро поднимала на единственном окне тростниковую занавеску,  чтобы пустить свет и воздух, а вечером опускала, вознося молитву к Таверет. Это дарило успокоение растревоженной странными словами Нен-Нуфер душе. После родов они проведут здесь вместе две недели, прежде чем отцу будет позволено взглянуть на ребёнка. Две недели она сама будет носить младенца на руках,  не позволяя делать это даже Ти,  которая тоже не отойдёт от дочери, , а потом,  потом фараон покажет придворным сына,  и молодой матери наконец будет дозволено покинуть этот покой. Она не допустит сюда Асенат — только она и Ти имеют право на этого ребёнка в первые дни его жизни. Только она…

В тот день Нен-Нуфер отпустила детей много раньше обычного и чуть ли не бегом вернулась в свои покои,  где,  как всегда нетерпеливо дожидались её прихода мать и сестра, , но она попросила их уйти,  сославшись на невероятную слабость. Нен-Нуфер отпустила и всех прислужниц,  чтобы никто не видел с какой жадностью она поглощает воду и сладкие финики.  Фараон утром ускользнул совсем тихо,  позволив ей спокойно доспать утренние часы,  хотя она и просила его взять её с собой для прочтения гимна. Весь вечер он играл с появляющимися то с одной стороны живота локтями ребёнка, то с другой, но вот уже почти десять часов она не чувствовала ни одного шевеления,  хотя насчитала с дюжину привычных схваток. Обычно,  когда с живота спадало окаменение,  ребёнок устраивал невероятные танцы. Нен-Нуфер прилегла на бок,  надеясь,  что хотя бы любимое сладкое кушанье разбудит его. Нет,  живот оставался тяжёлым и неподвижным и только сильнее тянул вниз. Она встала и вновь, позабыв про тяжесть и боль в спине, побежала по длинным переходам дворца в надежде отыскать Кекемура, , но в этот раз ей попался Рамери. Она спросила о Его Святейшестве. Фараон только что отпустил всех и по обыкновению отдыхал перед ужином на террасе.

— Передай энсеби,  чтобы он немедленно пришёл в спальню. Я жду его.

Рамери поклонился. Нен-Нуфер насчитала десять ударов его босых ног по плитам коридора и бросилась в покои фараона. Там ещё не было накрыто к ужину, , но она приказала всем уйти и не приближаться к дверям,  даже если сам фараон будет их звать.

— Даже если энсеби будет звать,  — повторила Нен-Нуфер медленно для растерянной прислужницы. Фараон шёл слишком долго,  или же теперь просто каждая минута казалась ей вечностью.

— Отчего здесь так тихо,  моя царица?  — улыбнулся он, задёргивая полог. — Ты знаешь моё нетерпение видеть вас обоих, , но ты никогда не проявляла такой настойчивости, чтобы самой посылать за мной.